– Не ерничай, теперь этого не могу! Это у нас если в кресле – то инвалид и должен плести авоськи. А там – просто немного ограниченный в передвижении человек. А вообще ты довольно красивая, особенно если причешешься…
Я запустила в Семку подушкой. А он в тот же вечер сделал предложение Ирке. Если Семеном овладевала идея – средства против нее не было.
Ирина тоже отказала: она все еще надеялась на брак по любви. Так что Семену и во второй раз не удалось никого осчастливить. А вот третья попытка была успешной.
Верочка Сергеева, к неописуемому ужасу своего одряхлевшего отца – антисемита, оказалась, как тогда говорили, «девицей легкого поведения». Интердевочка еще не была написана, посему профессия путаны в моду не вошла. Верочка была одной из первых, так сказать «легальных», то есть не слишком маскирующих свое занятие от общественности. Отец, разумеется, все узнал последним. И то когда чисто случайно уронил дочкину сумочку на пол и оттуда выпала пачечка «не-наших» денег.
Сцена, разыгравшаяся вслед за этим, была чудовищной. Иван Ильич кричал так, что слышно было не только по всей квартире, но, наверное, и в доме напротив. Слов, разумеется, не выбирал, говорил те, которые хорошо усвоил с детства. Верочка отвечала тише, но лексикон у нее был примерно такой же. Самым приличным выражением в устах отца было «шлюха», у дочери – «старый идейный козел». Старик посулил проклясть родное дитятко, но это не произвело на юную деву решительно никакого впечатления. Она только фыркнула:
– Ты уже двоих проклял, так они как сыр в масле катаются, да еще тебя не видят, как я, каждый божий день. Прокляни – может, и мне повезет.
И Иван Ильич действительно проклял Верочку.
Я напомню: Вера говорила сравнительно тихо. Поэтому Семен, вообще глуховатый, расслышал только ругань старика. И, одержимый своей навязчивой идеей спасти кого-нибудь еще из этого совкового кошмара, предложил Верочке стать его женой. И уехать за границу. А там она сама будет решать, что ей делать.
С моей точки зрения, Верочка была вполне нормальной и неплохой девочкой. Просто ей некому было заняться. Поздний ребенок, предмет слепого обожания отца и матери, она была, безусловно, страшно избалована. А ее «валютные занятия»… Я лично о них догадалась довольно быстро, потому что поздно вечером или даже ночью частенько видела, как ее подвозят к дому на роскошных машинах. Окна мои прямо над подъездом, бессонница давно стала неотъемлемой частью жизни, так что и не захотела бы – так увидела. Да и она сама от меня особенно не таилась.
Так уж вышло, что о своем первом «любовном» опыте – а было ей лет шестнадцать, – Верочка рассказала именно мне: больше было некому, а выговориться хотелось. Собственно, любовь там была не при чем: любопытство и легкомыслие с ее стороны, плюс несколько бокалов шампанского. Было их в компании шестеро – три девочки и три мальчика. Как потом выяснилось, более опытнее подружки просто решили «сделать Верку бабой», чтобы была – как все. И с интересом наблюдали за процессом со стороны, да еще советы давали…
Ни матери, ни, тем более, отцу Верочка ничего не сказала. Я утешала ее, как могла, говорила, что бывает хуже. Самого страшного, к счастью, не произошло: девочка ничем не заразилась и не забеременела. Но зато озлобилась. И мне как-то сказала:
– Теперь ни одному мужику не разрешу себя даже пальцем бесплатно коснуться. Пусть платят за удовольствие!
