– Держи. – С приказным тоном, Перельман протянул историю болезни Ларионову и жестом, заставил его следовать за ним по коридору. – Это твоя первая пациентка. Как новичку, я упростил тебе задачу и даю самую безобидную, что содержится в одиночной палате… Но учти, это лишь единственный раз и в дальнейшем тебе придется видеть всякое, в том числе и защищать свою жизнь от буйных пациентов.
Слушая наставления старшего, Ларионов пробежался глазами по истории болезни и понял, что его пациентка совсем юная девушка с пограничным расстройством и хронической анемией.
Перельман остановился у железной двери, выкрашенной в светло-зеленый цвет и, дождавшись, когда санитар откроет ее, вошел первый в палату, что была наглухо занавешена темной драпировкой.
– Ну здравствуй, моя ласточка. – Заговорил Перельман неожиданно ласково, с улыбкой подходя к пациентке и нежно поглаживая ее по голове.
Темноволосая девушка с очень миловидными чертами лица, как у ребенка, лежала привязанной к кровати с перебинтованной шеей. Она подняла свои глаза, под которыми залегли темно-синие круги, что еще сильнее выделялись на фоне ее бледной кожи. Поникший взгляд и ее бледные губы, делали ее схожей с мертвецом, но при этом ее неземная красота приковывала взгляды.
– Это наш новый сотрудник и мой младший помощник – Герман Ларионов. Можешь его не бояться. –Представил новичка профессор.
Девушка подняла свои большие темно-карие глаза, окаймленные густыми длинными ресницами и очень ласково поздоровалась с новым врачом, ослепляя его своей слабой, но очаровательной искрящейся улыбкой.
Главврач развязал ремни, что сковывали ее запястья и снова задал вопрос:
– Ну, как ты моя, девочка? Как спалось этой ночью? – Спросил Перельман, присаживаясь на край кровати. – Сегодняшней ночью твой друг тебя не навещал?
Девушка уселась на кровать и, растирая затекшие запястья, устало покачала головой.
Федор Иосифович откинул длинные блестящие темно-каштановые завитки с плеч девушки и приступил к осмотру ее шеи.
– Давай посмотрим твои раны, моя ласточка. – Ласково сказал он ей и принялся снимать повязку.
Девушка совершенно не сопротивлялась и Герман подумал, что из-за диагноза она просто не в состоянии это сделать.
– Ларинов, помоги мне. – Приказал Перельман.
Герман отложил папку в сторону и принялся за работу. Ослабив бинты и убрав их, он увидел на бледной коже девушки пониже левого уха, две небольшие ранки одинаково-круглой формы.
«Может у нее суицидальные наклонности?» – подумал про себя бывший выпускник университета.
– Раны затягиваются. – Заключил рыжебородый врач. – Это радует, ведь это значит, что ты идешь на поправку.
Закончив с осмотром юной особы и сменив ей повязку, Перельман и Ларионов, направились в кабинет, чтобы задокументировать наблюдения за пациентами.
– Кто она такая? – Спросил Герман, заинтересовавшись молодой пациенткой.
Федор Иосифович, оторвался от записей и сказал.
– Арина Ранкович – моя крестная дочь. С ее отцом мы вместе учились в лицее и сидели за одной партой… Три месяца назад Назар Ранкович обратился ко мне, и поведал, что с Ариной стало твориться что-то непонятное: девочка стала бояться света, сильно уставала, сквернословила при виде священнослужителей, начала страдать лунатизмом, еще у нее появилась аллергия на еду, и, по непонятной причине она теряла много крови, а на вопрос о появившихся ранах на ее шеи, рассказывала о чудовище, что сосет ее кровь по ночам. Мы с Назаром все хорошо проверили. Окна и двери поместья были надежно заперты и в дом не мог никто проникнуть, поэтому я и пришел к выводу, что из-за лунатизма она ранит себя, ведь ее кровать была в крови. Арину госпитализировали и лечили лучшие врачи, но от их лечения стало только хуже, поэтому я забрал ее к себе и в течении всех трех месяцев лечу, но девочке лучше становится лишь на некоторое время, а после ее симптомы возобновляются.
