— Мы летим домой, — произнесла я, сама себе не веря. — Мы летим домой, сынок.
4. Глава 4. Даша
Быть может я когда нибудь и привыкну просто быть мамой, но пока волнителен был каждый момент. Ехали уже домой, из нашего аэропорта, я рассказывала Сеньке о городе, в котором он будет жить. Потом словила волнение во дворе. Увидела детскую площадку, поняла, что уже завтра приду сюда гулять в качестве мамы. И в парки. И везде-везде.
В лифте поднимаемся, потеют ладони и даже потряхивает немного.
— Это наш дом, — сказала я Сеньке, когда мы вошли в квартиру. — Пойдём, я покажу тебе твою комнату.
Комната уже давно была готова, я начала её делать, как только поняла, что Сенька будет моим. Старалась не делать её слишком мальчиковой, она была пастельной и нежной. Игрушек почти не было — я ещё не знала вкусов своего ребёнка. Выберет сам. Пока только один плюшевый зайка, пара машинок и россыпь кубиков. Лёгкие занавески, пушистый ковёр. Пусть я не была богата, но каждая деталь здесь была продумана с любовью — я долго готовилась к этому моменту. Кажется, многие годы.
— Это твоя комната, больше ничья. Но если тебе вдруг станет неуютно одному, ты всегда можешь прийти ко мне. Я — за стенкой.
Ужин готовила и все время думала о том, что это первый наш совместный ужин. Я готовлю для своего сына. Эта мысль никак не укладывалась в голове, ведь когда-то я похоронила мечту стать матерью, вместе с ребёнком, сердце которого перестало биться внутри меня.
Я все время говорила с ним. Негромко, контролируя степень возбуждения своего голоса — он должен быть спокойным. Сенька должен привыкнуть и ко мне, и к моему голосу.
— Какую еду ты любишь? — спрашивала я. Сенька молчал, поэтому я улыбалась и сама же себе отвечала, — знаю, что все дети любят вредную еду. Обещаю, что мы непременно будем есть и пиццу, и бургеры, и картошку фри. Но каждый день нельзя. Сегодня у нас будет паста с фрикадельками и овощной салат.
Мало кто из детей чётко и понятно говорит в два года. Но все же, они говорят. Пусть калякают на своём языке, но все же. Сенька молчал совсем. Иногда мне казалось, он делает это принципиально, просто потому, что мир, в который он пришёл, так его разочаровал и подвёл.
Я сразу сказала себе — я приму его таким, какой он есть. Я буду любить его даже если он вообще никогда не скажет ни слова. Но я мать, и я должна помогать. Поэтому мы обязательно пройдем обследование, но не сейчас, а когда Сенька пообвыкнется и адаптируется.
Поэтому сейчас я просто говорила. Иногда молчала, позволяя тишине заполнить паузы. Улыбалась. А Сенька сидел на стуле, снова аккуратно положив ладошки на колени, и внимательно меня слушал. А ещё — смотрел на меня.
И мне этого было достаточно для счастья. Я таяла. Ведь мне так мало нужно было — всего-то отдать всю любовь, что во мне скопилась, невостребованная, никому не нужная.
Тарелки и приборы были на столе, мы помыли руки и сели напротив друг друга. В течении дня мы перекусывали в кафе и в самолёте, там все проходило в спешке и неудобстве, и я помогала Сеньке есть. Сейчас он важно сел и взял в руки вилку. Мне казалось, на неё он смотрел неуверенно, поэтому подала пример и накрутила на вилку спагеттину. Сенька внимательно посмотрел, и неуклюже, не с первой попытки, но повторил. И у него получилось, а моё сердце переполнила гордость.
— Ты очень умный, — похвалила я его. —У тебя все получится.
