— Твоя тёлка, да, дядь? А хочешь, личико ей подпорчу? Если нет, то отпусти моего друга и отойди в сторону, — кивает он на парня, лежащего на земле.
К жуткой картинке из прошлого, когда я впервые увидела изуродованное в аварии тело девушки, кажется, сейчас прибавится ещё одна. Не хочу думать, что будет, если этот отморозок полоснёт меня острым лезвием по горлу или лицу.
8. 8 глава
Мысли бьются в голове, словно испуганные птицы. Мне страшно. Очень. Я сжимаю в руках газовый баллончик. Измайлов не сводит с меня напряжённого взгляда, опускает его вниз, заметив движение моих рук. Отрицательно качает головой и шепчет губами: «Не двигайся». Наверное, ему со стороны виднее, что мне сейчас ничего не поможет. Ну почему я не осталась ждать в стороне? Только хуже сделала!
— Если девушке причинишь вред, перегрызу тебе сонную артерию зубами, и мне ничего не будет за эту нелепую смерть. Я столько бабла имею, что в полиции ещё руку пожмут и награду дадут за то, что я избавил мир от такой грязи, как ты, — угрожающе произносит Измайлов.
— Да пошёл ты, дядь! — Парень дрожит, может быть, ему страшно, как и мне, но я всё ещё в его руках.
— Вы напали на беззащитного. Втроём. Это хулиганство, статья двести тринадцатая Уголовного кодекса, — продолжает Измайлов, отпуская парня, лежащего на земле.
Я боюсь пошевелиться. Нервы сдают, я зажмуриваю глаза, и зря, потому что не проходит и нескольких секунд, как я оказываюсь в руках Павла, и он тут же загораживает меня своей широкой спиной.
Парень, приставивший нож к моему горлу, лежит на земле и корчится от боли. Что же я такая трусиха? А ещё врач называется! Всё самое интересное пропустила.
— Быстро собрал свою гопоту и бегом отсюда. Иначе на ремни порежу.
Измайлов подбирает нож с земли и кидает его со всего размаху в дерево позади парней. Тот вонзается острым лезвием в ствол.
Я понимаю, что они ушли, лишь когда Измайлов поворачивается ко мне и с беспокойством разглядывает лицо и шею. Меня всё ещё трясёт от пережитого ужаса. Адреналин гонит кровь по венам.
— Ты как? — спрашивает Паша, и его голос приобретает тёплые оттенки. — Ничего бы они тебе не сделали. — Он забирает у меня газовый баллончик и прячет к себе в карман. — Я же просил стоять в стороне. Или ты думала, что я с ними не справлюсь, лапуль? Прибежала на помощь со своим баллончиком? Испугалась за меня?
— Да, испугалась. И за тебя, и потом за себя. — Трогаю ладонью шею и опускаю взгляд на алое пятно на его рубашке. Это его кровь? Его всё же задели? — Ты... У тебя кровь... — лепечу я.
Никак не могу прийти в себя.
— Ты точно врач, Софья? — смеётся Измайлов, поднимает руку, чтобы обнять меня, но вдруг морщится и прикрывает глаза. — Да. Есть немного. Любимую рубашку исполосовали. Отморозки! Надо было и впрямь на ремни порезать, а не отпускать.
— Тебе нужно в больницу.
Так сразу и непонятно, глубоко его задели ножом или нет и какую часть тела.
— Никуда я не поеду. Идём, — уверенно говорит Измайлов и берёт меня за руку.
Ведёт за собой, но спустя несколько минут мы останавливаемся. Павел прикрывает глаза и снова морщится. Крови на рубашке очень много. Ему нужно обработать и перевязать рану, посмотреть, не задеты ли жизненно важные органы. Вдруг артерию повредили?
Он ловит мой беспокойный взгляд:
— Ты водишь? — спрашивает побелевшими губами.
Быстро киваю в ответ.
— Отлично. Подъедь ближе, — просит он, протягивая мне ключ.
