Правда, одно
дело – поливать этой отравой полы и
мебель, другой — самой в ней купаться.
Но дело точно
было не в моем запахе. Или всё-таки я
ошибаюсь? Что если тот отвар, который
меня заставили выпить в церкви, усиливал
не только чужие запахи на невесте, но и
запах самой невесты? Хм…
Да нет, не
может быть. Отвар, который усилит запах
самой невесты, дают на второй день — и
только в том случае, если жених, одарив
свою невесту красным платьем, согласен
продолжить церемонию.
— Поласкай
меня, — услышала я хриплый голос
правителя. Ч-Т-О????
Он сам положил
мои руки себе на грудь и стал водить их
по всей ширине своего необъятного
радскарского торса, в тоже время продолжая
шумно втягивать воздух рядом с моей
головой.
—Такой
нежный, вкусный запах… мой нераскрывшийся
цветок.
И я, наконец-то,
поняла!
Поняла не
только поведение правителя, но и всю
гениальность господина Днарра. Получается,
на мне был запах только самой Найви, без
вкраплений запахов её бывших парней.
Там у радскар какая-то сложная система
рецепторов, которая сводится к главному:
подтоны запахов не остаются на предметах,
только на живых объектах; то есть если
невеста «нечистая», ни одно платье не
поможет. А у нас получалось наоборот:
платье несло только запах Найви, и ничего
больше. И у правителя Арна снесло крышу
от целомудренной Найви!
Я широко
раскрыла глаза, с ужасом понимая, что
если завтрашний отвар не сработает, мы
все смертники. Посмели разыграть самого
правителя!
Водя носом
по моей шее, правитель молчал, что
вызывало у меня дополнительную тревогу.
Почему он
молчит, почему ничего не говорит? Что
он мог такого задумать?
Я надеялась,
что смогу выдержать любую из его идей.
И хотя его руки, ласкавшие моё тело,
знали своё дело, а я понемногу сама
начинала подставляться под его ладони,
чтобы заполучить новую ласку, но мой
мозг упорно оставался трезвым, напоминая,
что это не мой жених и не моя свадьба.
К счастью, в
первый день свадьбы, невесте не надо
было опасаться за свою целомудренность.
Обычно первая брачная ночь случалась
на второй день свадьбы, и этому было
основание.
В первый день
свадьбы невеста должна была
продемонстрировать жениху свою чистоту,
выпив специальный отвар (для простых
радскар это условие не считалось
обязательным); а вот во второй день
свадьбы отвар уже пили оба молодожена
— отвар, который вызывал страсть между
женихом и невестой.
Именно поэтому
меняли платье: если невеста устраивала
жениха, белое платье, не означающее
ничего, кроме пустоты, менялось на
красное, означающее страсть. Невеста
ещё не заслужила официального звания
жены, но уже заслужила как минимум
страсть своего жениха.
Происходило
это обычно так: утром второго дня молодые
возвращались в храм, и если невеста
появлялась в красном, священник подавал
им обоим отвар страсти; если невеста
оказывалась все ещё в белом платье,
свадьба останавливалась.
Второй день
считался самым интимным днем свадьбы.
Гости к паре не допускались. Даже самые
простые радскары, не имеющие возможности
уединиться в отдельном доме, запирались
в своих квартирах и не подходили к двери
целые сутки, дабы избежать проблем с
«запечатлением».
О запечатлении
я узнала от Найви; её отец считал, что
эта часть их традиций меня не касается
—так как я должна буду заменить Найви
только в первый свадебный день.
А вот сама
подружка оказалась более открытой. Она
рассказала, что, несмотря на всё развитие
их расы, в радскарах все ещё присутствовали
старые звериные инстинкты.
