Проявлялось
это довольно странно: несвязанные,
свободные радскары могли иметь несколько
постоянных любовниц, те, что побогаче
— могли иметь даже гаремы… в общем,
свободные парни их расы ни в чем себе
не отказывали.
— Это потому,
что постельные утехи не затрагивают
внутреннего зверя наших мужчин, —
объясняла подружка. — Просто приятно
— и всё.
—А в браке
что меняется? — не поняла я.
—Всё, —
ответила Найви. — Это начинается на
второй день свадьбы, когда невеста все
ещё покрывает свою голову накидкой с
орнаментом рода жениха. Он не видит её,
ориентируясь только на её запах.
— Так в чем
разница-то с первым днем? — не поняла я
тогда. — Кроме того, что в первый день
отвар пьет только невеста, а во второй
— они оба.
Найви в
нетерпении топнула ножкой.
— Потому
что это разные отвары! Отвар первого
дня раскрывает чужие запахи на невесте,
они становятся ярче и осязаемей. А отвар
второго дня, который пьют оба, действует
на молодых по-разному: на невесте активно
проявляется именно её собственный
запах, а жених же впитывает этот запах
как губка, навсегда запечатлеваясь на
нем. Как только это произойдет, как
только зверь мужчины примет невесту
как свою пару, свадьба фактически
завершена. Отныне зверь жениха допускает
продолжение рода, и невеста уже считается
женой.
Послушав
объяснение Найви, я не могла не заметить.
—Как у вас
всё сложно… Разве нельзя, как у людей?
Приятельница,
покрутив головой в разные стороны, тихо
произнесла.
—Нельзя,
Саша. Ещё у наших предков были истинные
пары. В древности, если радскар унюхивал
свою истинную пару, он горы ради неё
сворачивал, страны и планеты завоёвывал,
но добивался брака со своей суженой.
— В нашей
древности, люди не путешествовали на
другие планеты… Хотя у нас тоже были
рыцари, исполняющие любую прихоть своей
прекрасной дамы.
— Понятия
не имею о чем ты, — покачала головой
подруга. — Но у нас всё серьёзно.
Считается, что современные радскары
практически потеряли своего внутреннего
зверя — всё, что осталось, почти
укладывается в привычные инстинкты. Но
даже у простых мужчин их совсем слабый
зверь не допустит проявления сильной
привязанности к кому-то чужому, не к
своей паре.
—Не понимаю,
зачем тогда отвары?
—Потому что
наши звери уже давно настолько слабы,
что сами не могут учуять истинно
предназначенную им пару, — почти шёпотом
объяснила Найви. — Когда радскары стали
утрачивать эту возможность, наши
священники изобрели отвар страсти,
который навсегда запечатлевает жениха
на выбранной им девушке. Это неплохо,
но…
— То есть
вместо того, чтобы разрешить им полагаться
на собственное чутье, вы одурманиваете
своих женихов? — ухмыльнулась я.
— Они сами
на это идут, — покачала головой Найви.
— По-другому, им не получить наследников
для своего рода. И, Саша, это тайна. Не
смей никому говорить об этом.
Так что
сейчас, даже несмотря на все нежности,
с которыми ко мне приставал правитель
Арна, я была в безопасности.
В том смысле,
что страсть у него случится с законной
супругой, то есть невестой, пока я буду
заниматься недоделанными исследованиями.
Вот завтра «молодые» выпьют отвара,
воспылают нежностью к друг другу — и
одной семейной ячейкой на Арне станет
больше. А я… да, исследования…
Прикосновения,
которыми баловался правитель, сбивали
меня с мысли и вообще заставляли
действовать бесчестно: я не поняла как
и когда, но я уже сама принялась сама
ластиться к правителю, попутно выгибаясь
от неги.
