Душа излучала чистоту, но эта чистота была испорчена, словно некогда идеальное зеркало покрыли тонкой сеткой трещин. Её аромат напоминал свежее яблоко, которое начало гнить: сладковатый, но с резкими, горькими нотами.
Грила остановилась на мгновение, её жёлтые глаза взглянули на сумку.
– Ещё одна для пира, – пробормотала она низким, почти шёпотом голосом, но в ночной тишине он звучал отчётливо, словно отразился от невидимых стен.
Её губы изогнулись в жестокой, самодовольной улыбке, которая на миг обнажила её острые зубы. Она знала, что душа внутри принадлежала ребёнку, чья глупость и непослушание стали его наказанием. Этот свет теперь будет частью её тёмного пира, пищи для магии, связывающей её мир.
Снег, казалось, сам стремился стереть следы Грилы, как будто мир хотел забыть о её присутствии. За её спиной они исчезали почти сразу, оставляя белоснежное, девственно чистое покрывало, будто она и не проходила здесь.
Ветер усилился, принося с собой слабый запах хвои и ночного воздуха, но за ним следовал тяжёлый, металлический аромат, который витал там, где она ступала. Это был запах её магии, её силы, её сущности – едва ощутимый, но заставляющий дыхание замирать.
Грила двигалась медленно, но уверенно, будто наслаждаясь этой ночью, как художник наслаждается последним штрихом на своём полотне. Её глаза смотрели прямо перед собой, и в них горело странное удовлетворение.
Когда фигура Грилы наконец исчезла из виду, ночь вновь погрузилась в полное безмолвие. Снег продолжал падать, засыпая деревню, пряча под собой следы её зловещего визита. Единственным напоминанием о том, что здесь произошло, оставался тонкий, почти невидимый след тьмы, который витал в воздухе, смешанный с холодным дыханием зимы.
Будто ничего не случилось. Но деревня уже не была прежней.
ГЛАВА 2: ПРАЗДНИК В ВАЛДМОРЕ
Ночной адский город, раскинувшийся на первом уровне Мифисталя, пробуждался от своей мрачной дремоты, словно огромный зверь, готовящийся к ночной охоте. Его сердце – выжженная земля, потрескавшаяся и покрытая рубцами огненных трещин, – билось в унисон с невидимым ритмом, задаваемым неведомыми силами. Из этих трещин поднимались столбы густого чёрного дыма, несущего с собой запах горелого камня и серы. Этот аромат, резкий, обжигающий, наполнял воздух, делая его вязким и удушающим, как заброшенное пламя костра, угасшего, но всё ещё живого.
Чёрное небо, бездушное и беззвёздное, нависало над Валдмором, как тяжёлый саван. Оно мерцало кроваво-красным светом, отражением неугасимого огня, что жил в недрах этого мира. Этот свет не согревал, а, напротив, обнажал весь ужас города, заливая мрачные улицы алыми отблесками, похожими на кровь, разлитую по холодному камню.
Улицы Валдмора были хаотичным лабиринтом, сплетённым из грубого камня и костей, причудливые узоры которых напоминали трещины на высохшей коже. Каждый дом, каждая башня, построенные из этих материалов, излучали холодную, неподвижную враждебность. Двери здесь были широкими, словно пасти, а окна – узкими и длинными, как прорези глаз у давно умерших существ.
Тени в Валдморе были живыми. Они ползли по стенам зданий, извиваясь, как змеящиеся линии на потрескавшемся стекле, и порой их движения были настолько быстрыми, что казались плодом воображения. Но тени здесь были настоящими. Они жили своей собственной жизнью, не имея ничего общего с фигурами, отбрасывающими их.
