Но больше всего мальчику нравилась его кровать, стоявшая напротив окна. Ложась вечером в постель, он поворачивался на бок так, чтобы в окне было видно черное бархатное небо, усеянное таинственно мерцающими звездами. Окно было его секретной дверцей в другой мир. Устроившись поудобнее на подушке, он глядел на звезды и мечтал о неведомых мирах и путешествиях. И утром, едва открыв глаза, он сразу видел за окном дорогу, убегавшую вдаль, блестевшую под солнцем речку и дальний темный лес…
Проснувшись перед рассветом, мальчик как обычно посмотрел на окно и замер от неожиданности. На подоконнике вырос огромный дуб, по краям от него простирался лес, где росли деревья поменьше и кудрявились кусты. Мальчик, внимательно вглядываясь в загадочный, выросший вмиг лес, заметил какое-то неуловимое движение. Приподняв голову с подушки, он не отводил пристального взгляда от леса: что же там движется? И вдруг увидел маленьких человечков в грибных шляпках на головах. Так вот кто там бегает – человечки-грибочки, этакие крепенькие боровички! Мальчик зажмурился и потряс головой, чтобы прогнать видение. Но, открыв глаза, он снова видел ту же картину: на подоконнике рос волшебный лес, а под дубом сновали туда-сюда маленькие человечки. «Что же они делают?» – заинтересовался мальчик. А потом неожиданно спросил себя: «А откуда они тут, зачем, почему я их вижу?». Ответ никак не приходил. Мальчик решил подойти к лесу поближе, чтобы лучше рассмотреть человечков. Вскочив с кровати, босыми ногами зашлепал к подоконнику, на котором только что видел чудесный лес и малюсеньких лесных жителей – боровичков. Ой, какое разочарование! Чем ближе он подходил к окну, тем бледнее становилось видение, дрожало и расплывалось, растворяясь в пространстве, перетекало за окно. Перед ним на подоконнике стоял столетник… «Нужно обязательно рассказать об этом бабуле, – подумал мальчик. – Как жаль, что она этого не увидела!»
Однако бабули не было дома: мальчик это понял сразу (он чувствовал ее с младенчества). Накинув на плечи бабулину кофту, он вышел на крыльцо, всматриваясь в рассеивающуюся тьму…
На берегу реки нетерпеливо переступал с ноги на ногу вороной конь, а всадник в черном плаще, наклонившись с седла, что-то говорил бабуле. Она отрицательно покачала головой:
– Дивья тебе (хорошо тебе) гарцевать по мирам да временам. Нет, даже не заикайся о том! Вон, давеча мальчонка опять ангелов во сне видел. Пусть все идет своим чередом, Учитель. Все, что нужно, помаленьку ему скажу, передам, что смогу. Но веры он будет нашей, православной, о другой и думать забудь! Прощай пока, храни тебя Всевышний, да береги моего мальца.
На крыльце бабуля увидела озябшего внука, обняла, прижала к себе, согревая.
– Бабуль, а с кем это ты у речки говорила? – неожиданно спросил внучок.
Бабуля оглянулась на реку: над водой поднимался туман.
– Окстись, родной, тебе померещилось. Пойдем-ка лучше в дом. Я и у речки-то не была, – и осеклась.
Внук смотрел на нее абсолютно черными глазами инквизитора и требовал знаний… в настоящем… из прошлого и будущего…
– Бабуль, расскажи, кто он? – совсем по-взрослому спросил мальчик.
Бабуля всегда ждала этого вопроса, но не думала, что это произойдет так рано: как ребятенку-то объяснишь вещи, которые не каждый и взрослый-то человек поймет? Но Кодекс Зова – зова памяти предков и прошлых жизней требовал: если тебе задали прямой вопрос, ты обязана ответить так, как считаешь нужным, но честно и прямо.
