– Слушай, может, у твоей бабушки были какие-то ценности, фамильные драгоценности? – не унимался Мишка.
– Чего ты мелешь? Впрочем, ищи, найдёшь, твои будут, – ответила я ему, совершенно точно зная, если бы они были, уж мне бы мама или бабушка хотя бы показали, где они хранятся. Во всяком случае, намекнули бы.
Только я успела ликвидировать следы нашей фантастической встречи с Сергеем, позвонила Лана и сообщила, что будет меня ждать, как теперь говорят, в нашем офисе.
В офисе так офисе.
Около подъезда с нашей вывеской я увидела худенькую девушку, которая нервно теребила в руках носовой платок.
– Вы ожидаете приёма к психологу? – спросила я её.
– Нет. Я в другой кабинет. Только я без записи.
– Тогда пройдёмте. Вероятно, вы ко мне, – предложила я пройти в кабинет.
– Хорошо, я сейчас. Вы идите.
Девушка, видно, ещё не совсем решила, надо ли ей откровенничать с посторонним человеком.
***
Я села в кресло, дав возможность посетительнице самой сделать свой выбор. Через пару минут в дверь кабинета тихо постучали. Я пригласила девушку сесть напротив меня и выпить горячего чая. Её губы были синими, как от холода. Она ёжилась и сжимала пальцы, стараясь согреть их о горячую чашку с чаем.
Позже я поняла, почему её губы были синими. Да и дрожала она совсем не от холода.
– Я не знаю, как мне жить дальше, – еле шевеля губами, произнесла девушка и опять замкнулась в себе на несколько минут.
У миловидной, лет двадцати, посетительницы тонкие длинные пальцы не находили себе места, постоянно то сжимались с напряжением в кулаки, то обхватывали ещё горячую чашку.
– Меня изнасиловал один человек, – наконец тихо произнесла она и подняла на меня большие, наполненные слезами глаза, – а теперь мне кажется, что я беременна.
Я растерялась, не зная, что ей ответить. Такого поворота я не ожидала. Понятно, что это не мой случай. Но не отсылать же её к Ланке. Скорее всего, она ей и не нужна. Ланка – болтушка. Замучаешься её советы выслушивать. Но в этот момент я поняла, как сейчас мне не хватает именно её образования психолога. Как помочь совсем ещё девочке? Наверное, она студентка? Я робко решила нарушить своё молчание. Тем боле, что никакого договора мы с ней не заключали, и это, конечно, моя оплошность. Я открыла паку с распечаткой договора, но она, увидев это, нахмурив брови, приподнялась с кресла.
– Хорошо, хорошо, я поняла. Когда это произошло?
– В конце лета. Если вы о сроке, то… я была у платного гинеколога, у меня уже семь – восемь недель.
– Вы обратились в полицию? – спросила я её.
– Нет, у меня нет свидетелей, поэтому заявление не примут. То есть свидетель есть, его соседка видела, как я входила в его квартиру, но она если и могла слышать что-то, то только музыку и мой смех. А раз так, значит, ничего такого со мной не могло произойти. И что она и полиция могут сказать? Что, возможно, и произошло что-то, но по моей воле, ведь я смеялась, – девушка немного успокоилась и теперь говорила как-то отстранённо, глядя в сторону, мимо меня. Словно убеждала не меня, а себя.
– А над чем вы смеялись? Вы же не могли смеяться всё время, которое находились у него? И тем более, когда он вас насиловал?
– Когда он меня насиловал, я уже была совершенно без сил, в полуобморочном состоянии.
– Он вас под музыку бил?
– Понимаете, он меня… щекотал, – она подняла на меня полные слёз глаза, – а я боюсь щекотки, – ещё тише и ещё спокойнее сказала она.
