Я с удивлением и удовольствием обнаружил, что в этой части лабиринта ориентировался уже неплохо. И мысли потекли в другую сторону. Собственно, чего нам бояться? Я легко ставлю стенки, фантомы, Пашка быстро заедет в глаз любому недругу, оба мы неплохо дерёмся, и даже вместе можем улететь в случае особой опасности. Хоть со связанными руками.
Разложив свои «постели» в виде узко сложенных втрое спальных мешков, мы обсудили эту мысль и Пашка поддержал её ещё горячее, чем я высказал. Конечно, коварство – страшная вещь, когда не знаешь, чего можешь ожидать, но это значит, всего лишь, что надо ожидать подвоха с любой стороны.
Наша задача какая? Очень простая. Остаться в живых. Всё остальное – мелочи. Ни деньги, ни должности нас не прельщали, мне было просто любопытно, а Пашка находился во власти своей страсти, так почему же нам не «пошалить», как говорил Карлсон?
В келье колдуна было темно, только со двора в маленькое окошечко пробивался слабый свет дежурных факелов, поэтому поболтав немного, и хорошенько отдохнув, решили прогуляться, тем более, что черные балахоны, как маскхалаты, всё ещё были на плечах.
Для начала нужно было найти переход в другое крыло так, чтобы по возможности, не выходить в коридоры. Стараясь не шуметь, мы быстро дошли до тупика и вдвоём взлетели на третий этаж, оказавшись около двери, за которой вчера отравили кларона.
Честно говоря, страшно было. Но этот страх уже подавлялся конкретным желанием. Я настолько обнаглел, что зажег светильник на том месте, куда свалился труп, на случай вынужденного бегства, и поставил стеночку около дверцы заговорщика, за которой сегодня была тишина и темнота
Мы пошли по новому коридору с моим «фонариком», без которого я бы не смог ориентироваться, а, главное, не мог бы рисовать. На схеме появлялись всё новые ответвления, которые мы маркировали незаметными кусочками камней или нитей из наших балахонов. Нашлись выходы в коридор, но нам нужен был проход в соседнее крыло Дворца – замка.
Мы обшарили все ответвления, которые дважды сделали большие полудуги, охватывая чьи-то важные апартаменты, там где они обрывались, были выходы в коридор, мы в дырки видели замаскированные дверцы с другой стороны, но не решились выходить и пугать охрану. Да и зачем?
Выход отсюда, с третьего этажа, был таким же, как и в тупике на втором – наверх. Взлетев, обнаружили то, что и должно было быть наверху. Сюда сходились проходы с нижних этажей и как в горлышко гигантского кувшина, уходили вверх, это место оказалось просто большой печной трубой, выходящей наружу.
Для её чистки в стене торчали замурованные в камень железные крючья, на которых висела толстая веревочная лестница. Пашка слазил наверх, пока я рисовал, посмотрел на небо, которое начало затягиваться тучами, и, спустившись, мрачно сообщил, что сверху просто стоит небольшая крыша, закрывающая трубу от дождя и снега.
Мы опять спустились и снова обшарили третий и второй этаж. Перехода не было. Это уже начинало злить. Хотелось спать, всё-таки целый день мы на ногах и неплохо вкалывали. Я бы сдался, но в Пашку как будто вселился дьявол, он ходил без остановок, не подавая признаков усталости, мне приходилось идти за ним и, пользуясь этим блужданием, уточнять свои зарисовки. Это брожение закончилось нелогично. Оно сопровождалось Пашкиными ударами самому себе по голове и злым змеиным шипением, заменившим связные слова:
