Служу по России - страница 24

В Русском музее. Кинорежиссер Андрей Тарковский и кинооператор Вадим Юсов слушают рассказ о чудесном «ферапонтовском явлении». Ленинград. 1964 г.

На съемках фильма «Андрей Рублев» с Андреем Тарковским и исполнителем главной роли Анатолием Солоницыным. 1965 г.

Ещё свежо было впечатление от «Иванова детства». Тарковский казался личностью не совсем доступной: почти как авторы моих любимых западных фильмов. Отнюдь не из скромности, а всего лишь трезво оценивая свой тогдашний профессиональный уровень, я попробовал отказаться от лестного предложения: разве не лучше позвать маститого доктора наук? «Мне нужен единомышленник, сподвижник, а если появятся трудные проблемы, обратимся к маститым. Уверен, что ваши профессора не откажут в помощи», – аргументы Андрея показались вполне убедительными…

С гордостью могу сказать, что нам удавалось привлекать к созданию картины лучших специалистов по русской истории и культуре той эпохи. Но самые большие трудности у съёмочной группы возникали отнюдь не с иконописью, архитектурой или этнографией. Проблемами обеспечивали разного уровня наши советские коллегии и редколлегии.

О страстях, разгоравшихся в чиновных кабинетах по поводу «Андрея Рублёва», напоминает мне автограф Тарковского на изданном в Париже в 1971 году сценарии фильма. Примерно тогда же мы случайно повстречались на улице. Давно не виделись, обрадовались друг другу. Андрей достал книжку и, словно перечёркивая период отчуждения и наших невстреч, надписал: «Савелию на память о бурных событиях и отвратительных скандалах. С уважением, Андрей Тарковский».

Скандалы, которые сопровождали картину на всём её пути к зрителю, давно преданы гласности. Постыдные протоколы обсуждений-судилищ опубликованы. Не хочется ещё раз называть одиозные фамилии запрещальщиков. Но помнят ли благодарные зрители «Андрея Рублёва» о тех, кто фильм спасал? Как это делал мой учитель, профессор Николай Петрович Сычёв. Незадолго перед тем он вернулся в Москву и науку после двадцатилетних мытарств по ГУЛАГу, не растратив в тюрьмах и лагерях ни высочайшей культуры, ни чистоты и стойкости характера. Николай Петрович своей любовью к искусству древних умел увлечь даже самых равнодушных слушателей.

Когда судьба сценария о Рублёве повисла на волоске, оборвать который вот-вот должна была разгромная рецензия авторитетного искусствоведа, Николай Сычёв, как истинный рыцарь науки, пришёл на помощь моему товарищу Андрею Тарковскому. Несмотря на возраст и тяжёлую простуду, за одну ночь прочел несколько сот страниц машинописи, сделал на полях десятки фактологических замечаний и написал положительный отзыв. Скрепя сердце, чиновники дали разрешение на публикацию. Конечно, возрастом и биографией Николай Петрович не совпадал с поколением «шестидесятников», но уверен: не будь рядом таких, как он, многое не состоялось бы и у нас.

Надо сказать, замысел Тарковского настораживал не только чинуш из всевозможных «инстанций». Многие мои коллеги считали начинание сомнительным, иные даже пугали за участие профессиональным аутодафе. Ещё бы! Люди малосведущие в столь сложном материале берутся за огромный фильм. Что скрывать, были поначалу и у меня опасения. Но они прошли, когда я понял намерение режиссёра создать не ещё одну «жизнь замечательного человека», а привлечь зрителя к раздумьям о Божественном и земном, о нравственном идеале, воплощённом гениальным художником в тот интереснейший, переломный момент истории Руси.