Борис стоял на трибуне, в волнении теребя несколько страниц своего выступления, и не узнавал пайщиков. «Куда подевалась их обычная агрессивность, подозрительность и склочность?» – удивлялся он.
В битком набитом зале царили единение и приподнятое настроение, отдающее лёгким пивным ароматом. Борис рассматривал счастливых пайщиков, медленно обводя взглядом ряд за рядом. Впереди свободных мест не было. Все стремились поближе к сцене, словно боялись пропустить важную информацию. Пустыми оставались лишь самые задние ряды, где разместилась хмурая армянская пара. Их нерадостный вид резко контрастировал с общей эйфорией в зале.
Эдуард и Виолетта, сидевшие молча в полном одиночестве, похоже, ждали, что Борис обратит на них внимание. Борис снова подумал о том, как удачно он познакомился с Овсепянами в ресторане «Ковчег» на Петроградке и сумел продать им две квартиры в доме. Наконец их взгляды встретились, и Овсепян стал показывать знаками, что нужно переговорить. Борис так же знаками показал, что до начала собрания осталось всего пять минут, но всё-таки решил подойти и узнать, не случилось ли чего у них. «Может, передумали покупать?» – переживал Кузнецов, двигаясь по центральному проходу.
Каждый норовил его остановить, подержать за рукав и, заглядывая в глаза, переспросить, неужели правда дом построят. Борис не хотел раньше времени выдавать все секреты, но по его растянувшейся от уха до уха улыбке всё было ясно и так.
– Ну, а я что тебе говорил? – обращался лысый толстяк к своей не менее упитанной жене. – Борька во такой мужик, раз сказал – значит, сделает!
– Дай-то бог! – никого не стесняясь, крестилась жена. – Дай-то бог!
– Борис Сергеевич, неужели дождались? – Кузнецов почувствовал, как к нему прикоснулась ещё чья-та рука.
– Не спешите, всё узнаете, всё расскажу, скоро уже начинаем, – отвечал он, пробираясь сквозь возбуждённую толпу.
– А обои будут? А какие? А можно выбрать? – поинтересовалась женщина, фамилию которой Борис никак не мог вспомнить. – А то говорят, что дом сдают, а жить в нём нельзя: ни обоев, ни линолеума, ни сантехники!
– Ну ты, Гаврилова, как была дурой, так дурой и осталась! Всю жизнь мучился с тобой в коммуналке, и вот опять будем соседями по дому! – выдал реплику высокий худощавый мужчина со сморщенным лицом интеллигентного выпивохи.
– Вот-вот, – поддержал его сосед с таким же характерным для сухого закона лицом и клекочущей хрипотцой в голосе, – им палец в рот не клади! Только вчера все сидели в полной жопе в своих коммуналках, а теперь, видите ли, им обои не нравятся! Да я завтра со своим старым унитазом перееду, только дайте ключи!
– Петь, а Петь, ты случайно не знаешь, в каком подъезде эти два алконавта получат квартиры? – испуганно шептала чья-то жена, наклонившись к уху своего соседа. – Хоть бы не в нашем.
– Это ты себе мужа или свекровь будешь выбирать, а соседа… как бог пошлёт. Поняла, мать? – услышав реплику про алконавтов, обернулся один из них.
– Не ссы – в лифте чисто будет, мы что, не из культурной, блин, столицы, не понимаем, что ли! – присоединился к нему приятель. – Ну, если только форс-мажор не припрёт, но тут уж извиняйте – не донёс, так не донёс!
– Неужели и лифт сделают? – послышался чей-то голос с середины ряда.
– А как же! А собачкам нашим где прикажете? – хитро подмигнув, хором ответили алконавты.
– Ой, у них ещё и собаки будут жить! – совсем расстроилась их соседка. – А они большие у вас?
