Слышу - страница 12

Июль помахал ей шторами и состарился в холодные сумерки.

Дверь распахнулась, пропустив вперед пустующую женщину. «Что это было?» – губы ее расплескивали тишину, глаза ловили призраков в окне. Ее руки повторили вопрос, и Ой-дк поежился от жесткости прирученного языка. Павшие яблоки с помятыми боками и то умели лучше.

Она пришла сама в конце ночи. Утро зевало за ее спиной. Поздние тени повисли на ресницах. Пустующая женщина пошатывалась от тяжести черных церберных чемоданов, настороженно молчавших в руках. Отец помог ей подняться в дом хлопающих дверей, и она осталась. В отданной ей комнате поселилась толпа голодных вещей. Так что яблоку было негде упасть, и саду пришлось переехать обратно в оранжерею. Затем хлестким взмахом руки, под бурное удовольствие толпы она отсекла тянувшееся за ней шлейфом время и разложила по полочкам словари, готовая к наполнению.

Вначале она блуждала по коридорам и комнатам, пугаясь сквозняков, словно потерялась в сезоне туманов. Начало это длилось долго. Она была похожа на тумбочку, с которой ему пришлось иметь дело. Руки хлопали, впустую меся воздух, не производя существенного смысла или хотя бы ветра. На лице ее совершенно неслучайно отпечатался мутный круг от чьей-то чаши – выпили и оставили пустую тару клеймом на гладкой крышке. Она не понимала ни звука, ни запаха, ни намека на смысл. Заикаясь, молотила руками, отгоняя от себя последние сквозняки. Порожняя тара. Елькленсосна.

И вот опять: распахнулась, больно хлопнув дверцей по ушам, и с порога заголосила, бросаясь косными мыслями. Охотнику пришлось выучить звериный язык, чтобы измерить ее голод. Уже сколько лун и полдников живет она в доме, но по-прежнему избегает ветра – бережет свою пустоту.

– Что это было? – нетерпеливо повторила она.

Ой-дк ответил, но пустующая женщина всплеснула руками, не понимая.

– У тебя нет бабушки. Ты путаешь. Может, бабочка? – нервничали ее пальцы.

Ой-дк не обращал внимания на голодную резкость, продолжая с настойчивостью восточного ветра:

– А-озмэ ю6-вореы.\=ао1 п\-:?ТВЫбь 3…

Она быстро махала руками и повторяла, всухую шлепая губами:

– Бабочка, бабочка, бабочка.

Ой-дк терпеливо объяснял тональности вещей, переливчатость и подвижность их состояний. Женщина мяла воздух, пытаясь схватить ускользающие смыслы. Она никак не могла почувствовать их отсутствующую форму, со свирепой решимостью старалась нащупать слова, чтобы запрятать в клетку пальцев и приручить есть мысли с рук. Елькленсосна. Мастерица чучелок.

– Бабочка, бабушка, бабукж5, бабж5зв, бвэф2 е/Б=лэёьпз8\в.

– Лучше! Уже лучше! – радовалась она.

– Бабушка приходила из Эюй! т за конфетами.

– Что такое …? – зависали недоуменно руки, натолкнувшись на отсутствие прирученной формы.

– Эюй! т.

– …?

– Эюй! т.

–…

***

Я не знаю, что делать. Мы стоим на месте. Еле-еле, по слову в час. Он не хочет говорить. Говорит с трудом, будто ему лень. Я не понимаю, что я делаю не так.

Проблема не в нем – неправильных детей не бывает. Это значит, что все мои педагогические наработки, руководства, семинары по новой методике обучения правильных детей с осложнением слуха – коту под хвост. Зачем я сюда приехала?

Я не знаю, что делать, и это настораживает. Я не помню, когда последний раз не знала, что делать. Всегда знала. Когда замуж выходила и разводилась, когда позволила сыну уехать, когда зубами вырвала себе место на кафедре, когда на выборы ходила и не ходила, ругалась с ЖКХ из-за протекающей крыши, молчала в поддержку и против, когда отмазывала студентов от армии – всегда знала. А теперь мне хочется убежать. Убежать вслед за так называемым доктором.