Смех Again - страница 11
– У тебя шрамы на груди и на спине. Откуда?
Чайник выражает своё недовольство чуть громче.
– Меня хотели убить. Далеко отсюда, в большом городе. Убили, но не до конца. А моих друзей смогли.
Чайник начинает свистеть. Нюра встаёт, разливает кипяток по чашкам. Бросает в каждую по два кубика рафинада. Стоя спиной, спрашивает:
– За что?
– Думаю за то, что мы умели делать.
Нюра ставит чашки на стол. Снова занимает своё место напротив.
– А что вы умели делать?
Краткое молчание.
– Возьми свою чашку, Анна.
Взяла.
– Размешай сахар.
Размешала.
– Сколько кубиков ты положила?
– Два.
– Попробуй свой чай.
Отхлебнула.
– Ну?
Ещё раз отхлебнула:
– Он не сладкий…
Краткое молчание.
– А теперь помешай ложкой по часовой стрелке.
Ложка, стукаясь о стенки, совершила пять полных оборотов.
– Пробуй свой чай.
Попробовала.
– А сейчас?
– Сладкий. Очень.
– Теперь против часовой.
Ложка совершает обратное путешествие: пять, четыре, три, два, один.
– Пробуй.
Осторожно отхлебнула.
Смотрит, не мигая, с противоположного края.
– За это тебя хотели убить?
– Что с твоим чаем?
– Он солёный…
Отодвинула чашку от себя. Так ни разу и не мигнула.
– Это мелочь. Как бы фокус. Как бы. Не бойся. Пей свой чай. Он нормальный.
– Я лучше шоколад поем…
Шуршит обёртка. Хрустит на зубах шоколад. Потом:
– Все твои друзья так умели?
– Они много чего умели. Я же говорю – это мелочь. Фокус. Как бы фокус… У каждого был свой талант. Один из них, когда ему было двенадцать лет, сбил на спор «Челленджер»… Такой летательный аппарат… Это было давно… Его звали Аэро.
– А твой талант в чём?
Молчание. Тарелки уже почти перестали ронять капли.
– В том, чтобы не смеяться попусту. Иначе может кое-что произойти.
– Ты даже улыбаешься редко.
– Стараюсь.
Молчание. Невидимое золото.
– А зачем ты приехал сюда?
– Искал.
– Кого?
– Оставшихся.
– А они здесь? В этом городе?
– Я на это надеялся. Но их здесь нет.
Их нет нигде.
Ни в одном из городов.
Ни по одному из телефонных номеров, сохранившихся в потрёпанном блокноте памяти.
Все названия и цифры вычеркнуты. Замазаны чернилами.
– Что ты будешь делать теперь?
Та, которая называла себя Скво, однажды сказала: если у тебя вдруг вырастет третье ухо на голове – есть несколько путей.
Первый – сразу ампутировать это ухо, пока никто его не увидел. И никогда не узнать, зачем оно выросло и почему.
Второй – оставить всё как есть и до конца жизни торчать в цирке, ужасая или веселя публику.
Третий – создать свой цирк. Где все продолжают жить, не замечая, что огромной толпой бродят по кругу. По арене в лучах прожекторов. А во тьме, на зрительских местах, – ты.
Не торопись отрезать третье ухо. Вдруг оно не лишнее? Вдруг услышишь им то, что никто никогда не слышал?
Свой Цирк. Он у нас был. Улыбаться и смеяться без причины в нём нельзя.
– Я не понимаю…
Нюра опустила ложку в стакан и медленно помешивает почти остывший чай: пять раз по часовой стрелке. Пять раз против. И опять по часовой.
– И не нужно понимать.
Против часовой: пять, четыре, три, два, один.
– А я хочу.
– Значит, поймёшь. Потом. Вопросы кончились?
– Один ещё можно?
– Можно. Последний.
Ложка остановилась.
– Как тебя называли твои друзья?
Имя. Пылинка. Цифра в статистическом отчёте.
– А ты ещё не поняла?
– Поняла. Можно я тебя так буду называть?
Пауза.
– Можно.
Улыбка на её лице:
– Хочешь ещё чаю (++++)?
Окси & Fuck & Death Part 1
Я не совсем уж бестолочь и знаю примерный курс анатомии. В пределах школьной программы и трешевых ужастиков. Я знаю: у всех нас более или менее одинаковый скелет. Скелет, на который как-то там хитро крепятся мышцы с одними и теми же названиями. Ну, там, бицепс, трицепс, квадрицепс… неважно, короче. Главное, мы все одинаковые. Мужчины и женщины. Женщины и мужчины. Мы все – мясо и кости. Кости и мясо. Ок?