Смех Again - страница 11



– У тебя шрамы на груди и на спине. Откуда?

Чайник выражает своё недовольство чуть громче.

– Меня хотели убить. Далеко отсюда, в большом городе. Убили, но не до конца. А моих друзей смогли.

Чайник начинает свистеть. Нюра встаёт, разливает кипяток по чашкам. Бросает в каждую по два кубика рафинада. Стоя спиной, спрашивает:

– За что?

– Думаю за то, что мы умели делать.

Нюра ставит чашки на стол. Снова занимает своё место напротив.

– А что вы умели делать?

Краткое молчание.

– Возьми свою чашку, Анна.

Взяла.

– Размешай сахар.

Размешала.

– Сколько кубиков ты положила?

– Два.

– Попробуй свой чай.

Отхлебнула.

– Ну?

Ещё раз отхлебнула:

– Он не сладкий…

Краткое молчание.

– А теперь помешай ложкой по часовой стрелке.

Ложка, стукаясь о стенки, совершила пять полных оборотов.

– Пробуй свой чай.

Попробовала.

– А сейчас?

– Сладкий. Очень.

– Теперь против часовой.

Ложка совершает обратное путешествие: пять, четыре, три, два, один.

– Пробуй.

Осторожно отхлебнула.

Смотрит, не мигая, с противоположного края.

– За это тебя хотели убить?

– Что с твоим чаем?

– Он солёный…

Отодвинула чашку от себя. Так ни разу и не мигнула.

– Это мелочь. Как бы фокус. Как бы. Не бойся. Пей свой чай. Он нормальный.

– Я лучше шоколад поем…

Шуршит обёртка. Хрустит на зубах шоколад. Потом:

– Все твои друзья так умели?

– Они много чего умели. Я же говорю – это мелочь. Фокус. Как бы фокус… У каждого был свой талант. Один из них, когда ему было двенадцать лет, сбил на спор «Челленджер»… Такой летательный аппарат… Это было давно… Его звали Аэро.

– А твой талант в чём?

Молчание. Тарелки уже почти перестали ронять капли.

– В том, чтобы не смеяться попусту. Иначе может кое-что произойти.

– Ты даже улыбаешься редко.

– Стараюсь.

Молчание. Невидимое золото.

– А зачем ты приехал сюда?

– Искал.

– Кого?

– Оставшихся.

– А они здесь? В этом городе?

– Я на это надеялся. Но их здесь нет.

Их нет нигде.

Ни в одном из городов.

Ни по одному из телефонных номеров, сохранившихся в потрёпанном блокноте памяти.

Все названия и цифры вычеркнуты. Замазаны чернилами.

– Что ты будешь делать теперь?

Та, которая называла себя Скво, однажды сказала: если у тебя вдруг вырастет третье ухо на голове – есть несколько путей.

Первый – сразу ампутировать это ухо, пока никто его не увидел. И никогда не узнать, зачем оно выросло и почему.

Второй – оставить всё как есть и до конца жизни торчать в цирке, ужасая или веселя публику.

Третий – создать свой цирк. Где все продолжают жить, не замечая, что огромной толпой бродят по кругу. По арене в лучах прожекторов. А во тьме, на зрительских местах, – ты.

Не торопись отрезать третье ухо. Вдруг оно не лишнее? Вдруг услышишь им то, что никто никогда не слышал?

Свой Цирк. Он у нас был. Улыбаться и смеяться без причины в нём нельзя.

– Я не понимаю…

Нюра опустила ложку в стакан и медленно помешивает почти остывший чай: пять раз по часовой стрелке. Пять раз против. И опять по часовой.

– И не нужно понимать.

Против часовой: пять, четыре, три, два, один.

– А я хочу.

– Значит, поймёшь. Потом. Вопросы кончились?

– Один ещё можно?

– Можно. Последний.

Ложка остановилась.

– Как тебя называли твои друзья?

Имя. Пылинка. Цифра в статистическом отчёте.

– А ты ещё не поняла?

– Поняла. Можно я тебя так буду называть?

Пауза.

– Можно.

Улыбка на её лице:

– Хочешь ещё чаю (++++)?

Окси & Fuck & Death Part 1

Я не совсем уж бестолочь и знаю примерный курс анатомии. В пределах школьной программы и трешевых ужастиков. Я знаю: у всех нас более или менее одинаковый скелет. Скелет, на который как-то там хитро крепятся мышцы с одними и теми же названиями. Ну, там, бицепс, трицепс, квадрицепс… неважно, короче. Главное, мы все одинаковые. Мужчины и женщины. Женщины и мужчины. Мы все – мясо и кости. Кости и мясо. Ок?