Он протягивает ей бутылку. Она, поколебавшись, отрицательно крутит головой.
Что, если он прав? Что, если я сильно просчиталась с выбором сюжета? Что ж, теперь уже поздно. Начал – доведи дело до конца.
Она смотрит на листок с анекдотом про задницу, мнет его, скатывает в шарик, бросает в направлении мусорной корзины под столом у старого пьяницы-журналиста и промахивается всего на пару миллиметров.
Флоран Пеллегрини поднимает бумажку дрожащей рукой и тоже бросает. 1:0!
Он парит высоко в небесах. Другие кружат вокруг. Наконец ворон с блестящими антрацитовыми крыльями планирует на треснутый надгробный камень. Рядом опускаются соплеменники, подхватывающие его крик. Их сварливая песня по душе им одним.
Похороны Циклопа на кладбище Монмартр – главное событие дня.
Процессия медленно движется за катафалком, увешанным розовыми флажками с символом усопшего – глазом-сердечком.
В длинной веренице людей бредут члены семьи Дариуса, его друзья и, конечно, первые шутники страны, мастера фарса, игры слов. У всех понурый вид, и все облегченно переводят дух: дождь на время перестал.
Сзади напирают политики, актеры и певцы.
Фотографов на флангах едва ли не больше, чем людей в самой колонне. Спецназ полиции и «розовые костюмы» – верзилы из частной охраны «Циклоп Продакшен» – не позволяют прорваться на кладбище толпе зевак.
Наконец голова скорбного кортежа застывает перед открытой могилой. На розовом мраморе надгробного камня выгравировано золотом: «Я БЫ ПРЕДПОЧЕЛ, ЧТОБЫ В ЭТОМ ГРОБУ ЛЕЖАЛИ ВЫ, А НЕ Я».
Священник поднимается на помост, проверяет микрофон и начинает:
– Эта высеченная на мраморе эпитафия – средний палец, показанный им напоследок миру…
Постепенно скорбящие окружают священника плотным кольцом.
– Дариус взял с меня слово, что на его могиле будет начертана эта фраза, потому что знал, что Всевышний мог призвать его в любой момент. «Я бы предпочел, чтобы в этом гробу лежали вы, а не я» – какая ирония и одновременно какая искренность! Дариус поделился со мной мыслью, что если не лицемерить, то так сказал бы любой усопший, присутствуй он на собственных похоронах.
В толпе шмыгают носами и хихикают. Бурно рыдает всего одна женщина, чье лицо скрыто черной кружевной вуалью. Пожилой господин не удерживается от громкого смеха, чем заслуживает укоризненные взгляды.
– Не стесняйтесь, – продолжает священник, – можете смеяться. Дариус смеялся надо всем. Он бы и свои похороны высмеял, если бы мог на них прийти. Его смех был добрым. Щедрым. Смиренным. Мало кто об этом знает, но Циклоп был верующим человеком. Каждое воскресенье, почти тайком Дариус ходил к мессе. Он говорил: «Для комика нехорошо, если увидят, что он идет в церковь».
Снова несколько смешков среди общего молчания.
– А еще Дариус был моим другом. Он делился со мной своими тревогами, сомнениями, своим желанием стать лучше, поэтому я лучше любого другого могу открыть вам главное: Дариус был на свой манер святым. Он не только хотел счастья для своего окружения и для публики, он поощрял в своей Школе смеха, в своей телепрограмме, в своем собственном театре юные таланты.
Женщина в вуали плачет навзрыд.
– Иисус сказал: «Бог – это любовь», но можно добавить, что «Бог – это юмор».
На нескольких лицах читается одобрение.
– Всем нам надо постоянно проверять не только свое чувство любви к ближнему, но и свое чувство… юмора.
Сморкание в платочки. Некто в широкополой шляпе, не скрывающий слез, сочувственно поддерживает женщину с вуалью.
