– По поводу последнего могу сразу сказать: на выстраивание теоретических моделей мне попросту не хватает ума! – откровенно призналась Эмма. Витас с готовностью рассмеялся шутке, однако она его остановила, помахав зажатым в салфетке пончиком: – Я не шучу! На втором курсе я чуть не завалила экзамен по логике, спасибо преподавателю, натянул тройку за старания! Прошу заметить: это была моя единственная тройка за все годы учёбы, начиная с первого класса!
– Не может быть! – покачал головой парень.
– Может, может! Просто я училась в гуманитарном классе, и нас там не слишком строжили в точных науках. Если честно, до сих пор не имею представления, в чём польза от псангенсов и котангенсов…
Нерусскоязычный слух собеседника не уловил игры слов. Он продолжал с прежней серьёзностью, которая всё больше забавляла несерьёзно настроенную девушку:
– Тогда вернёмся к истории, как к науке в целом…
– А разве история – наука? – вскинула брови Эмма. – По-моему, это особый жанр беллетристики. С той лишь разницей, что на историю не действует закон защиты авторского права: её пишут и переписывают все, кому не лень!
– Да, да, я понимаю, что вы имеете в виду, – глубокомысленно покивал молодой человек. – Я и сам предпочитаю иметь дело с реальными артефактами, а не с домыслами. Музееведение – скромная дисциплина, не слишком зависящая от моды на трактовку тех или иных исторических событий. Но вы посвятили себя именно истории искусства…
– Ну что вы! Я пока что никому и ничему себя не посвящала …
Эмма дружески улыбнулась музееведу, не сводящему с неё глаз. Пора было заканчивать незапланированную умную беседу, пока молодой человек не принял её за свидание. Эту женскую мудрость она усвоила в тройном изложении: от бабушки, от мамы и от сестры. Суть сводилась к одному: если не хочешь иметь с мужчиной отношений более чем дружеских, не давай ему повода думать иначе!
– Спасибо, Витас, что проводили, и за чай спасибо, и особенно за пончики, но мне уже пора, увидимся завтра в библиотеке! – прощебетала она, ещё раз улыбнулась – чисто по-дружески! – и, не дав парню опомниться, решительно соскочила с высокого барного стула.
Это было вчера. А сегодня она пойдёт в архив и будет общаться с Витасом как с добрым приятелем и коллегой. Парень неглупый, всё поймёт. Очень хотелось верить, что она ничем его не обидела… Как и того немецкого дипломата, герра Кристофа, которого оставила одного досматривать нудную оперу…
Вспомнив о побеге Лии и собственном постыдном соучастии, Эмма вспомнила и о родителях, которым обещала звонить почаще. Сразу же и позвонила.
Трубку снял папа. Ну, сейчас начнётся!
– Эмма, скажи мне только одно: ты знала, что твоя сестра собирается удрать с этим чёртовым киношником в его чёртов Париж? – выпалил папа, не тратя время на прелиминарные слушанья, выражаясь его же профессиональным жаргоном.
– Узнала за несколько часов до вылета, – честно ответила она.
– Так какого чёрта ты мне не сказала?! Я бы успел перехватить эту чертовку! – сквозь папин рёв каким-то чудом проступали деликатные мамины намёки на слишком большое количество чертей. Но это было, пожалуй, единственное ругательство, которое позволял себе отец. По крайней мере, при дамах.
– Как раз поэтому – чтобы ты её не перехватил! – ответила Эмма, поражаясь собственной дерзости. Кажись, начинают сказываться навыки самостоятельного существования…
