– Наверно, стихия огня проникла внутрь, – задумался Павсаний.
– Говорю же: не было там никакого огня. А потом берет он другую посудину, тоже пустую, – и опять что-то с ней проделывает. Вот на этот раз он действительно прокаливал сосуд на огне, опять опускал во что-то, опять вращал. А потом остудил, открыл – и на ладонь мне упали листочки самого настоящего золота! Уж в золоте я толк понимаю.
– И когда же они успели появиться?
– Откуда мне знать? За стекло ведь не заглянешь. Хотя приходилось мне слышать, что египтяне умеют делать стекло прозрачным. Такое стекло почти невидимо, словно воздух. Я думаю, этот Акрон заполучил где-то древние знания египетских жрецов. Он ведь не один год жил в Фивах.
– И что же тебя так напугало, любезный Гергий?
– Как это – что? Да если люди научатся производить товары прямо на месте, то зачем будем нужны мы, торговцы? Зачем снаряжать корабли, чтобы везти хлеб из Беотии, медь с Кипра и пурпур из Киферы? Ты знаешь, сколько я зарабатываю на доставке серебра из Сидона и мечей из Фракии? Конец богатству, конец достатку. И уже не мы будем диктовать демосу наши законы, а сами станем рабами законов.
– Ха! Десяток зернышек пшеницы!
– Сегодня это – десяток зернышек и один производитель, а завтра – тысячи производителей, десятки тысяч медимнов зерна. И не где-нибудь в Беотии, а прямо здесь.
Павсаний призадумался, потом заерзал на своем инкрустированном жемчугом ложе.
– Надо поговорить с мудрыми людьми нашего круга. Не мы одни заинтересованы в том, чтобы эти так называемые опыты не вышли за стены Акронова дома. Соберу-ка я завтра симпосион да позову самых знатных. И ты приходи. Сразу после захода солнца.
* * *
– А может… просто убрать его, этого Акрона, – да и все дела? – предложил скорый на решения Аристодем.
Легкий ветерок волнения пробежал среди восьмерых собравшихся. Ибо об этом с самого начала беседы думали все, да не решались обречь простую мысль в простые слова.
– Такое решение более подходит для эпохи варварства, – возразил рассудительный Агафон. – Не забывайте: на дворе уже пятый век до рождества Христова! – и он кивнул в сторону недостроенного общественного здания, что темнело мрачной громадой напротив дома. Не далее как сегодня каменотесы выбили под фронтоном надпись: «465 год до вашей эры», дабы будущим археологам не пришлось ломать головы над датировками.
– Всюду наблюдаем мы невиданный прогресс разума, – продолжал Агафон. – Человеческая мысль бьется над постижением сущности естества. Многие идут по этому пути. Доходит уже до того, что люди не просто размышляют о предначертаниях богов, но и сами начинают испытывать природу, подобно этому Акрону. Уберем его – появится кто-то другой. Нет. Нам надо ограничить этих смельчаков мысли в их исканиях. Положить некие пределы, за которые их разумение выходить не должно.
– Да, – одобрил Гергий, – не только в Лидии или Финикии есть мудрецы. Здесь тоже найдутся мужи, что смогут направить людей по нужному нам пути. Вернее, отвратить от того пути, что для нас гибелен.
– Клянусь Зевсом, ты прав! – воскликнул Павсаний. – И все мы тут знаем по крайней мере одного, кто как раз подходит для этой цели.
Пирующие с любопытством повернулись к Павсанию, ожидая имени.
– Эмпедокл, – произнес тот.
Люди призадумались.
– Помните, как Эмпедокл добился казни двух архонтов, замышлявших переворот и желавших установить тираническое правление?.. А роспуск Тысячного собрания? Это его рук дело, а ведь в собрании заседали весьма влиятельные люди.
