Смерть и креативный директор - страница 27
Наткнувшись на недоуменный взгляд безграмотной тети, она умолкла, обиженно поджав губы.
– А, это аликорн оказывается! – воскликнула Олеся, исправляя оплошность. – Ситуация серьезнее, чем я думала. Только вот как ему помочь?! Ей, то есть…
– В том-то и дело, – вздохнула девочка.
– Хотя, я бы попробовала, – задумчиво произнесла Олеся. – Но потребуется время, чтобы клей схватился. И, наверно, придется вокруг рога накладку сделать. У меня есть оберточная бумага малинового цвета, как фольга почти. Вырежем в форме звезды заплаточку, и твой аликорн станет еще круче.
– Но бабушка же увидит! Заплатку эту! И поймет! И ругаться будет!
«Сейчас заплачет», – подумала Олеся.
Девочка не заплакала. Забрав из Олесиных рук игрушку, проговорила деловито:
– Я скажу, что рог Плюшка отгрыз. Своего Плюшика баба Аня любит. Поругает немножко, тапкой нашлепает, а потом еще и извиняться будет.
– Кот?
– Да нет. Собакен. Похож на пуделя. Но бабушка считает, что он пудель и есть.
– Как-то это не очень благородно… – неуверенно произнесла Звягина.
– А что делать? Если я признаюсь, что один дурак игрушку сломал, то Ваньке мало не покажется. Бабушка тут же его папке позвонит, и ему трепака зададут, я знаю, он рассказывал.
«Ну и правильно! Не накажут – опять чужие вещи ломать будет!» – собралась возмутиться Олеся, но прикусила язык.
Она не была готова ответить, насколько это педагогично: задать трепака за сломанную игрушку вместо того, чтобы вместе с хулиганистым отпрыском ее починить.
Она спросила:
– Ты в этом доме живешь?
– Угу. Уже почти два месяца. Вы бабы Анина соседка, – крутя аликорна в руках, ответила девочка. – Ее квартира на четвертом. У папы много работы сейчас, он летний отпуск не смог выправить. Меня к бабушке отправил. На передержку.
На передержку? Горький юмор обиженного ребенка, или девочка просто повторила чьи-то слова, не подразумевая в них желчной окраски?
Олеся спросила:
– Значит, я для тебя не совсем незнакомый человек?
Девочка хихикнула:
– Нет, конечно. Баба Аня один раз даже с тетей Лидой из второго подъезда про вас поспорила. Вы не знаете, кто такое «вековуха»?
– Это про меня так твоя бабушка выразилась? – невесело поинтересовалась Олеся, припоминая пожилую даму, грузную и с мрачным выражением на лице, с которой иногда сталкивалась у мусоропровода.
– Что-то обидное, да? Нет, это не баба Аня сказала, она наоборот про вас сказала: что вы еще молодая, и жизнь свою устроите. А тете Лиде сказала, чтобы она лучше смотрела за собой, а не за другими. А что такое «вековуха»? Ой, я забыла: меня Настей зовут. А вас – тетей Лесей, да?
– Да, – проговорила Олеся. – Вековуха – это, которая никак замуж выйти не может. А я побывала.
– Разведенка, стало быть, – со взрослой интонацией подытожила Настя, сочувственно вздыхая.
– Стало быть, разведенка, – согласилась Олеся. – А давай, Настя, мы с тобой вот как поступим: все расскажем твоей бабушке и попросим Ваниному отцу не жаловаться, а потом пойдем ко мне и твою принцессу починим.
– Думаете, дело выгорит?
– Не знаю. Но попробовать-то мы можем? Ты только вид соответствующий сделай. Сумеешь?
Настина бабушка, отворив дверь на звонок, почти не удивилась, увидав вместе с внучкой, шмыгающей носом, «вековуху» с третьего этажа. Сдвинув брови, сурово спросила у Насти:
– С качелей сверзилась и попу отшибла?
Не дожидаясь ответа, подняла голову на соседку:
– Спасибо, Олесь. Я понимаю, что сама с ней гулять должна, мала она еще без присмотра по двору бегать, но мне Ванина гувернантка обещала присмотреть за обоими. Выходит, не досмотрела.