Не все люди, пережившие опыт смерти, способны им поделиться. Причины сегодня уже понятны. Это и странность всего того, что людям пришлось увидеть и услышать по ту сторону. Это и резкие расхождения их впечатлений с тем, как они себе всё это представляли. Это и неготовность большинства людей, психологическая, эмоциональная и интеллектуальная, внимать таким вещам. Пока это нас не коснулось, об этом можно не думать. Да и не верится. Да и страшновато.
Несмотря на многие изъяны в методе Муди, которые отмечали его последователи, но он и сам их признавал, его книга сдвинула воз с места. Она позволила обществу принять сам факт, что дальнейшие наблюдения важны, что всё это имеет смысл, что нужно продолжать исследования и их систематизацию. Объективность и научная беспристрастность в вопросе изучения смерти стали казаться достижимыми.
Тот, кто впервые сталкивается со свидетельствами, какие излагает Муди, поражается в первую очередь самой констатацией, которую делают все опрошенные – все, кто вернулся «с того света»: «тот свет» существует. Там что-то есть. Это не пустота, не черное ничто. В это «что-то» мы еще и можем проникнуть. Но только без нашего тела…
Практически все, кого Муди опрашивал, говорят об отделении своего «Я» от тела. И уже сейчас для упрощения правильнее будет использовать понятие «душа». Почти все опрошенные говорят о том, что у них была возможность видеть свое тело со стороны, наблюдать за происходящим вокруг, видеть врачей, занятых реанимацией, или родственников, сходящих с ума от переживаний. Иногда «видение» переносится в другое место – например, из больницы домой. Отделению от тела всегда сопутствует загадочная прозрачность нашего обычного земного пространства. Отделившееся от тела «Я» может без затруднений проникать сквозь стены, через что угодно. Расстояния и материя – здесь чистая условность.
Большинство опрошенных делятся впечатлением, что момент перехода из «этого» мира в «тот» чрезвычайно труден для восприятия. Трудно оказывается не только «здесь», но и «там», во внетелесном пространстве. Этому сопутствует абсолютно ясное понимание произошедшего – наступила смерть. Полная или пока частичная – детали варьируют. Лишь в редких случаях пережившие предсмертное состояние или саму смерть описывают испуг от происходящего. При этом физического недомогания отделившееся «Я» не испытывает. Нашему «Я» уже не больно.
Описаниям присущ некий общий порядок и последовательность. Об этом в подробностях пишет упомянутый выше психиатр Р. Нойес. До момента отделения «Я» от тела практически всегда описывается «прогон», как на кинопоказе, всей жизни человека. Перед глазами умирающего во всех мельчайших подробностях с большой скоростью и в то же время с удивительной четкостью всех деталей проносится вся жизнь. Этот «прогон» даже стал неким стереотипом, уже затасканным и в кино, и в художественной литературе. Сегодня это клише. Однако те, кто это действительно пережил, – автор этих строк относится к их числу, – не видят в этом ничего стереотипного, а напротив, констатируют появление в себе какой-то невероятно пронзительной, новой правды о себе и о жизни в целом.
Что это? Как это объяснить? Коллективное наваждение? Массовая галлюцинация? Следствие эффекта «стереотипизации», то есть бессознательного подражания описаниям других людей, переживших что-то похожее? Соблазн велик пуститься в своих размышлениях именно по этому пути. Лучшего варианта и не придумаешь, когда оказывается затруднительным описать свой личный, реально пережитый опыт привычными словами. Самовнушение – действительно одна из форм преодоления себя, вполне эффективное средство самозащиты, когда мы сталкиваемся с ситуацией, которая преступает нас интеллектуально или не вяжется с нашим восприятием действительности. Мы легко внушаем себе то, чего нет. Любую химеру мы можем адаптировать под наши запросы, подогнать под наше восприятие. Мы это делаем даже просто ради внутреннего комфорта.
