– Не будете так любезны?…
Антон понял. Можно было не договаривать. Он исчез за дверью, покопался в прихожей и снова вышел на лестничную площадку. Правая рука элегантно потянулась ко мне. В раскрытой ладони…
– Ключи для того и у меня, – сказал Антон. – Держи, милый, пользуйся.
Я потянулся. Прикосновение к прохладной, вечно чуть вспотевшей руке не обрадовало. Как и то, что длинные изящные пальцы на миг задержались в моей ладони, слегка потрепав её снизу. Ладно! Сейчас не до того.
Зашёл в квартиру, огляделся. Сердце щемануло предчувствие. Кругом беспорядок. На кухне, в раковине – гора рассады, на кухонном столе какие-то склянки, блистеры с таблетками. Плохо звонить и редко видеться. Пусть любовь и творчество терзают одинакова, но мог бы пораньше расставить приоритеты.
Отголоски слов Вероники… Но где сама она? Иду по коридору, заглядываю в спальню. Странно, никого. Дальше – зал, он прямо по коридору, следом за спальней. Открываю. Боже…
В глазах помутнело. Кинулся к телу посредине. Пульс? Какой там пульс! Лоб холодный, глаза закрытые, по телу то ли сыпь, то ли волдыри. Нос распух и как-то … вырос? Признаков жизни – нет.
Сзади – голос соседа-художника. Оказывается, он тихонько последовал за мной.
– Соболезную, – сказал Антон. – В сети говорят, сейчас везде так. Какой-то новый вирус…
Далее – мой отрешённый взгляд в сторону говорящего, закушенная губа, слёзы в глазах. И вопль, жуткий протяжный вопль.
Воспоминания, воспоминания… Они как рана, которая не заживает до конца и кровоточит, стоит только затронуть. Они словно электропровод между палачом и жертвой на электрическом стуле. На одном конце кто-то щёлкает рубильником, и невидимая смерть летит, летит, летит. Чтобы на другой стороне кто-то вздрогнул и забился в конвульсиях.
Я помнил, хотя старался забыть: тонкие холодные пальцы, словно змеи или угри. Нет, конечно, не то и не другое – тогда, в момент максимального горя. В тот момент – лучи добра и понимания, поддержки и сочувствия.
Пальцы коснулись щеки, дотронулись до плеча. Голос наполнило сочувствие:
– Пойдём, пойдём. Здесь уже не поможешь.
Это Антон попытался меня успокоить, привести в чувство. Взглянул на него, не вполне осознавая, где я и что я. Лишь головой помотал из стороны в сторону и сказал:
– Надо позвонить, вызвать, сообщить…
Антон убрал руку с моего плеча, грустно улыбнулся и спросил:
– Кому ты собрался звонить?
– Скорая. В таких случаях тоже нужна скорая. Пусть приедут, пусть заберут. Полиция ещё. Ведь так нельзя – просто оставить. Как? Ведь…
– Конец света, Петя, конец света. Ты не понял ещё? Кругом смерть. Никто не приедет, некому звонить.
У меня оставались силы возражать:
– А сеть? А такси? Они же работают. Я сюда приехал, Василиса мне доброго пути желала. И потом, разве бывает – так быстро? Прошлые эпидемии…
– Системы работают, пока не отключилась энергия. Они же по большей части автоматические, – пояснил Антон. – А в остальном… Что – прошлые эпидемии? Судя по всему, они бледные подобия подлинной катастрофы. Помню, пусть смутно: ничего тогда и близко похожего не наблюдалось, чтобы так много и так быстро – насмерть. Когда ты звонил Веронике? До сегодняшнего утра, конечно.
– Не помню. Дня три или четыре назад. Я… Что-то не так…
– Пойдём, кофе налью, всё обсудим. Пока ещё есть он – этот кофе. Точнее, пока ещё можно хоть что-то варить. Думаю, осталось недолго. Электричество же не из воздуха. А сколько протянут станции, одному богу известно.
