Вторник, 11 сентября, 11 часов утра
Джессап сразу произвел на нас хорошее впечатление. Это был серьезный, решительный на вид человек лет тридцати, сдержанный, хорошо сложенный. Его прямые плечи наводили на мысль о военной службе. Он заметно прихрамывал, и я обратил внимание, что у него была согнута левая рука, словно в результате перелома локтя. Он был спокоен и несколько суров, глаза его смотрели умно. Маркхэм сразу предложил ему плетеный стул возле шкафа, но он отказался и стоял перед прокурором в мужественной позе почтительного внимания.
Маркхэм начал с нескольких вопросов личного характера. Выяснилось, что в Первую мировую войну Джессап был сержантом, был дважды ранен и отправился домой незадолго до окончания войны. Он работал здесь телефонистом больше года.
– Ну, Джессап, – продолжал Маркхэм, – есть обстоятельства, связанные со вчерашней трагедией, о которых вы можете рассказать?
– Есть, сэр.
Не было никакого сомнения в том, что бывший солдат точно расскажет нам все, что знает, и если сам будет не уверен в правильности того, что рассказывает, то честно скажет нам об этом. Он обладал всеми качествами точного и правдивого свидетеля.
– Прежде всего, когда вы встали на дежурство вчера вечером?
– В десять часов, сэр.
Никаких оговорок к этому заявлению не требовалось, чувствовалось, что Джессап точно явился к этому часу.
– Это мое короткое дежурство. Мы чередуемся с человеком, который дежурил днем, и по очереди отбываем короткие и длинные дежурства.
– И вы видели, как мисс Оделл вернулась домой после театра?
– Да, сэр. Все прохолят мимо телефонного щита.
– Когда она пришла?
– Не позже чем в несколько минут двенадцатого.
– Она была одна?
– Нет, сэр. С ней был джентльмен.
– Вы знаете, кто он такой?
– Я не знаю, как его зовут, сэр. Но раньше я видел его несколько раз, когда он заходил к мисс Оделл.
– Я думаю, вы можете описать его.
– Да, сэр. Он высокий, чисто выбрит, носит коротко постриженные усы, на вид ему лет сорок пять. Он выглядит, если вы меня поймете, сэр, как состоятельный человек с положением в обществе.
Маркхэм кивнул.
– А теперь скажите мне: входил ли он вместе с мисс Оделл к ней в квартиру или сейчас же ушел?
– Он вошел вместе с мисс Оделл и пробыл там около получаса.
У Маркхэма блеснули глаза, и следующий вопрос он задал со скрытым волнением:
– Так, значит, он пришел около одиннадцати и оставался наедине с мисс Оделл до половины двенадцатого. Вы уверены в этих фактах?
– Да, сэр. Все правильно, – подтвердил Джессап.
Маркхэм помолчал и подался вперед.
– Теперь, Джессап, подумайте, прежде чем ответить: заходил ли еще кто-нибудь к мисс Оделл в тот вечер?
– Никто не заходил, сэр, – был уверенный ответ.
– Почему вы так в этом уверены?
– Я бы их видел, сэр. Чтобы попасть в квартиру, им нужно было пройти около щита, сэр.
– А вы никогда не уходите со своего места? – спросил Маркхэм.
– Нет, сэр, – энергично заверил его Джессап, как бы протестуя против намека на то, что он может покинуть пост, находиться на котором его долг. – Если мне нужно зайти в туалет, то в приемной есть маленькая уборная, но я всегда держу дверь открытой и слежу, не появится ли на щите сигнал телефонного вызова. Даже если я нахожусь в уборной, никто не может пройти по холлу, чтобы я не увидел его.
Можно было легко проверить, что добросовестный Джессап ни на минуту не спускал глаз со щита, чтобы не пропустить вызова. Его серьезность и надежность были очевидны, и никто из нас, я думаю, не сомневался, что если бы у мисс Оделл был еще один гость прошлым вечером, то Джессап знал бы об этом. Но Хэс со свойственной ему дотошностью быстро поднялся и вышел из квартиры. Через минуту он вернулся, озадаченный, но удовлетворенный.
