Сейчас ясное, свежее утро. Я только что вернулся с конной прогулки по влажным от росы лугам, во время которой меня охватил внезапный приступ смеха, вызванный мыслью о тех наивных страхах, что посещают меня из вечера в вечер. Неужели и сегодня я буду сидеть у окна, устремив тяжелый взор на безобидную спутницу земли? Неужели я проснусь, разбуженный собственным криком ужаса, когда полоска лунного света просочится в щель между шторами?
Неужели я так и не найду способа избавиться от суеверного ужаса, доставшегося мне в наследство предков? Значит, он будет преследовать меня всю жизнь? Я изучал астрономию, рассчитывал пути планет, я знаю больше, чем многие, об этом небесном теле с его обширными пустынными равнинами и потухшими кратерами и о тех законах, которым послушны его движения. И тем не менее, когда наступает ночь, я забываю свои знания и становлюсь всего лишь внуком своих предков, и моя рука сжимается в кулак от необъяснимого гнева, и непостижимый страх подгибает мне колени.
Но теперь я знаю, что мне поможет. У моего окна будет стоять телескоп. Каждую ночь я буду прогонять свой страх лицезрением мертвого лунного ландшафта. Каждую ночь я буду рассматривать ее с близкого расстояния – луну, эту ошибку творения, безмолвно, пустынно и мертво вращающуюся вокруг нас на протяжении миллионов лет…
Сегодня я впервые направил телескоп на луну. На меня глядит подлый, искаженный ненавистью, изборожденный темными страстями лик. Круглые пятна выглядят, как оспины. Широкая кроваво-красная полоса пересекает его сверху донизу, словно рана от секиры.
Ага, она покраснела от гнева! А теперь побледнела. Странно, неужели меня обманывает зрение? Она не стоит на месте! Я вижу, как она подается то вправо, то влево, беспокойно, испуганно, словно боясь моего взгляда, словно мой телескоп причиняет ей физические страдания. Она хватает клочок облака и прячется за ним. Она хватает все облака подряд и нагромождает их перед собой. Я вижу, как она тайком выглядывает из-за своего укрытия, не смея показаться полностью…
Нет, это не обман зрения! Луна сбежала от меня! Сегодня была безоблачная ночь, и на этот раз ей было негде спрятаться. Я видел, как она побледнела, стоило мне направить на нее телескоп, а потом – нет, это не был обман зрения! – принялась уходить зигзагами вправо и влево от направляемого на нее окуляра. Но я не оставлял ее в покое. Я травил ее, как осенней порой травят зайца по жнивью. Я гонял ее с помощью телескопа по всей небесной тверди, как некогда, сотни лет назад, она гоняла Гаспара Каррагана по вересковой пустоши, в гору и с горы, гоняла безжалостно, пока он не рухнул без чувств.
Так я травил ее саму, но около одиннадцати часов ночи был вынужден оставить свое занятие. Она помчалась на восток с такой скоростью, что я едва поспевал следить за ней через телескоп, миновала беарнскую колокольню и скрылась меж кронами деревьев замкового парка. Там стоят вязы и акации. Я знаю этот парк – он принадлежит полковнику спаги, который в прошлом году вернулся из Туниса.
Я постучал в комнату Леонии, я хочу показать ей безлунное небо. Комната пуста, Леония еще не вернулась.
Хорошо, что я прогнал луну. Леония на кладбище, на могилке нашего ребенка. Я не люблю, когда в ночи полнолуния она возвращается домой по проселочной дороге. При полной луне придорожные кресты отбрасывают такие зловещие тени! И лошади пугаются – как в ту ночь, когда перевернулся экипаж с Леонией и маленьким Аленом.
