От этой мысли Воронову стало страшно. Семен был его единственным другом, единственным окошком в большой и вопиюще антисанитарный мир. Мир, в который он, Воронов, не войдет никогда. Потерять его было равносильно смерти от асфиксии. Или от сердечной недостаточности – ни один нитроглицерин не поможет.
– О чем ты думаешь, Володенька? – настороженно спросил Марголис.
– По-моему, у тебя слишком много зубов.
– Это для того, чтобы вовремя загрызть всех наших врагов, идиот! А вообще, баба тебе нужна, Воронов. Баба.
– Зачем? – искренне удивился Воронов.
– Да, действительно. – Марголис почесал лысину и подмигнул Воронову. – Действительно, зачем? Баба будет отвлекать тебя от фармакотерапевтического справочника под общей редакцией профессора Ф. П. Тринуса. Ладно… К машинке пока не подходи, а я завтра позвоню в Москву и все утрясу. А то, может, поедем на банкет? Вечеринка еще не закончилась…
Это был риторический вопрос.
Проводив Марголиса и измерив кровяное давление (сто сорок на сто), Воронов угнездился в кровати и открыл зачитанный до дыр «Атлас редких и экзотических болезней». Отдыхать так отдыхать. Он это заслужил, черт возьми!..
8 февраля. Наталья
…Едва лишь Наталья повернула ключ во входной двери, как сразу же поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Старая карга Ядвига Брониславовна и обе Бедусихи – мать и дочь – восседали против ее комнаты на табуретках. Малолетний Андрюша безнаказанно вертелся тут же и, при всеобщем попустительстве взрослых, плевался из бумажной трубочки горохом. Прямо в дверь ее комнаты, откуда с равными временными промежутками доносился жуткий, нечеловеческий вой. С теми же равными промежутками дверь сотрясалась от ударов. От страха у Натальи отказали ноги, но упасть она так и не успела: революционная тройка воззрилась на нее.
– Пришла, – веско заметила баба Ядя.
– Ага. Приволоклась, – поддержала ее Бедусиха-старшая.
– Принесла нелегкая, – завершила тираду Бедусиха-молодая. А малолетний Андрюша выпустил в сторону Натальи горох.
– Добрый вечер. – Наталья была близка к обмороку, но все же нашла в себе силы поприветствовать ревтрибунал.
Теперь ревтрибунал отреагировал на невинную реплику Натальи в обратном порядке.
– Кому добрый, а кому и не очень, – отрезала Бедусиха-молодая.
– Мы за участковым послали. Чтобы пристрелил вашего бешеного пса. С утра двери выносит. И воет, как перед смертью. Ни стыда ни совести у людей. Въезжайте на отдельную жилплощадь и там хоть крокодилов разводите. – Бедусиха-старшая обожала проповеди на морально-этические темы. – А в коммунальной квартире уж будьте любезны… Понаехали тут…
– Я тебя предупреждала, Наталья, – подвела итог баба Ядя. – Порядков своих не устанавливай. Допрыгалась ты. Сейчас вот милиция пожалует – и все. Нет твоей собаки.
За запертой дверью раздался вой Тумы. И Наталья, проклиная все на свете, бросилась открывать.
Собака, сидевшая посередине дивана, на ночной рубашке Натальи, при виде спасительницы сразу же успокоилась. Она подбежала к Наталье и дружелюбно завиляла обрубком хвоста.
– Некогда, душа моя, некогда. – Наталья потрепала доберманиху по худому, прихотливо изогнутому загривку. – Ноги в руки – и прочь из этого вертепа.
Но выводить собаку в одном ошейнике было верхом безумия. Кто знает, какие мысли бродят в узком черепе Тумы? Подумав, Наталья соорудила из сумочного ремня некое подобие поводка и пристегнула карабин к ошейнику.
