– Ты меня проводишь?
Просьба оказалась настолько абсурдной, что сбила его с толку. Что она могла изобрести? Однако, при всех его подозрениях, он не почувствовал в ее просьбе скрытого подвоха. Одна простая фраза, а ее духовный уровень поднялся на недосягаемую высоту. Это какая же сила! Кажется, Витя начинает понимать женщин, забирающих из милиции собственные заявления о бытовом насилии. Они находят в конфликтах и свою провинность. Вроде бы как расквитались, и пора обиды свести к нулю. И чье же тогда моральное превосходство? Как и в любой войне, нет победителя – есть только потери и временное перемирие. Женская память цепкая штука – накапливает обиды, просчитывает разницу в потерях. Невыгодное сравнение, при отсутствии уважения, обернется местью, а предательство станет главным оружием уничтожения. Надо срочно расставаться, только Витя не понимает, почему бы сразу честно не признаться в остывших чувствах или неприязни. Надо красиво разойтись и тем самым сохранить дружеские отношения и возможность воспитывать общих детей. Да, надо самим воспитывать собственных детей, потому что только они могут являться истинной оценкой прожитой жизни. И все разговоры о коммерческом успехе или театральной славе – чушь собачья. Глупо превозносить дар природы, или одаренность, как личную заслугу. Еще глупей, когда какая-нибудь газета пытается выразить творческий потенциал и личное счастье в денежном эквиваленте. Поэтому множество личных драм у престарелых, знаменитых в прошлом, актеров и богачей. И очень может быть, таким незамысловатым способом высший разум, наконец-то, уравнивает людей – наказывает за высокомерие.
Она уже стоит у выхода в своем любимом светло-кремовом плаще с воротником-стойкой. Нижнюю, опухшую, часть лица прикрывает шелковый белый шарфик. Теперь уже нечего выяснять – точки расставлены, и Витя Кондаков не станет избегать заслуженного наказания за неудачный спектакль. Ничего он не доказал, но сам себя унизил. Теперь Ленка имеет моральное превосходство и, соответственно, преимущество в судебном разбирательстве. Конечно, ему безразлично мнение следователя, важнее не чувствовать себя ничтожеством в собственных глазах.
– Зачем провожать. Позвони – сами приедут.
– Мне надо в травмпункт. – Она тронула ладошкой шарфик, виновато улыбнулась. – Когда ты замахнулся, я приоткрыла рот, чтобы остановить тебя. Не ахти какой удар, но могла появиться трещина. Там подтвердишь, что в темноте я ушиблась о косяк двери. Ты же не хочешь навредить себе.
Он не верил своим ушам. Она, побитая им, обращается к нему за поддержкой ради его же самого. Конечно, она не догадывается, что на самом деле он избивал самого себя. Хотел таким образом заглушить душевную боль. И он поверил ей, так ему хотелось верить. Неужели она простила его, и что означает ее улыбка?
Ничего страшного не произошло, всего лишь ушиб мягких тканей. Достаточно оказалось компресса. Его совсем не смущает белая повязка на ее лице. Главное, видит внимательные доверчивые глаза и ту же загадочную улыбку. Улыбка сфинкса? Он не способен разгадать ее. К прежнему чувству привязанности прибавилось ощущение вины перед ней – как жертвой насилия. Его страдания уже не в счет. В отчаянии желал одного – ее требований, пусть самых несусветных, в них бы он увидел смысл собственной жизни. Пока они совсем не разъехались, надо успеть выстроить новые отношения. Он понимает вредоносность любых надуманных построений, поэтому дожидается ее предложений. Его сговорчивость будет как благодарность за давние чувства. Давние? Есть еще ребенок, которого невозможно поделить. При упоминании дочери он сразу теряет способность к здравому мышлению. Лена видит его смятение, трогательно улыбается и повторяет заученную фразу:
