– Ты знаешь, а я больше в Африку не поеду.
– Это ещё почему? – искренне удивился Витя.
Теряев обернулся к нему и посмотрел на березку в Витиных руках долгим нежным взглядом:
– Я за Ирой в лагерь поеду, – сказал Теряев. – Пропадёт она там без меня.
– А-а-а… – протянул Витя. – Ну, извини.
…Они сажали берёзку во дворе в заранее приготовленную для посадки ямку.
Витя вбивал в ямку колышек, чтобы потом привязать к нему деревце.
Теряев погрузил корни берёзы в навозную болтушку, в ведро.
– Подержи её там подольше, – сказала бабушка.
– Да будет лес! – сказал Теряев задумчиво.
– До солнца! До звёзд! – завопила Ира. – Даёшь непролазные дебри! Перевернем весь мир с ног на голову! – и она хлопнула Теряева по плечу.
Он посмотрел на Иру и сказал:
– С головы на ноги.
Ира посмотрела в задумчивые теряевские глаза и несколько поутихла.
Суровый Сосед ходил вокруг и всё собирался что-то сказать, но слова не находились.
Теряев опустил корни деревца в ямку.
Витя и Ира принялись зарывать, иногда поливая водой.
– Помногу-то землю не бросайте, – предупредила бабушка.
Она посмотрела на птиц в небе, на внука и его друзей, на Сурового Соседа, грустно сидевшего в отдалении, на посаженное деревце и сказала, ни к кому особенно не обращаясь:
– Выживет. Примется и выживет.
И берёзка пошелестела в ответ маленькими жёлтыми листьями.
Конец.
В сценарии использованы стихи А. С. Пушкина, Б. Заходера, М. Исаковского, Д. Садовникова, песня «Варяг» и детский фольклор русского народного поэтического творчества.
М – 1982.
Антон С. Васильев-Макаренко
«Красная и белая»
\ «Дёжкин карагод» \ литературный сценарий полнометражного художественного фильма М – 1989
Предисловие
В концертно-театральном мире предреволюционных лет России не было, пожалуй, личности более романтической, почти легендарной, чем Надежда Васильевна Плевицкая, урождённая Винникова. Трудно поверить, что искусство этой крестьянской певицы-самородка могло найти столь восторженный отклик у самых требовательных и интеллектуально утонченных слушателей.
«В госпоже Плевицкой теплится священная искра, – писал критик С. Мамонтов, – та самая, которая из вятской деревни вывела Федора Шаляпина, из патриархального старокупеческого дома – Константина Станиславского, из ночлежки золоторотцев – Максима Горького».
Ныне пришло время вспомнить о тех годах, когда юная Дежка, дочь простого мужика Курской губернии, неожиданно стала звездой русской эстрады, когда её имя на афишах печаталось аршинными буквами, а билеты не её выступления шли втридорога. И прав был критик, писавший, что именно она «внесла в репертуар популярной песни, выродившейся в форму так называемого «цыганского романса», оздоровляющий народный характер.
Плевицкая запела о гибели «Варяга», о пожаре Москвы 1812 года, о разбойнике Чуркине, о событиях, разыгравшихся на старой Калужской дороге и в диких степях Забайкалья. Аудитория эстрадных концертов и миллионы слушателей грампластинок услышали из её уст песни-баллады о замученном кочегаре («Раскинулось море широко»), о каторжниках, угоняемых в ссылку («Когда на Сибири займется заря»), о смерти бедной крестьянки («Тихо тащится лошадка»).
«Песни Плевицкой, – восторженно писал критик тех лет, – для национального самосознания и чувства дают в тысячу раз больше, чем все гунявые голоса всех гунявых националистов, взятых вместе». Одно только это, отнюдь не устаревшее с прошедшими десятилетиями соображение дает нам сегодня уверенность в том, что фильм о Плевицкой и её экранный образ в исполнении такой замечательной артистки российской эстрады, как Татьяна Петрова, является фильмом нашим насущным не только как зрелище, но и как хлеб.
