–Минут сорок, не больше. Приму душ с дороги да слегка приведу себя в порядок. Вещи разложу потом.
–Хозяева хотели к нам заглянуть, Ваня и Лиза, бонжуркнуть и познакомиться. Они живут минутах в пятнадцати отсюда, я обещал им сообщить, когда ты будешь готова с ними повидаться.
–Ваня и Лиза?
–Его зовут Жан-Франсуа, но я кличу его Ваней, ему нравится, он вообще любит все русское, Мусоргский у него любимый композитор, а оратории Танеева он считает одной из вершин жанра. Я их дослушать до конца не могу. А Лиза, она так и будет, Лиз, на всех языках, кроме мексиканского.
–А как будет Лиз по-мексикански?
–Карлотта Маркс.
–Ты шутишь!
–Как ты догадалась?
–В Мексике говорят на испанском, а не на мексиканском!
–Действительно. Смотри-ка, логика, оказывается, может иногда заменять чувство юмора.
–Чем занимаются хозяева?
–Разным. В том смысле, что они – очень разные. Ваня – музыкант, закончил консерваторию, вернее целых две: по дирижированию и по композиции.
–Ого! Серьезно.
–Очень. Он – несостоявшийся гений. У него весьма необычная судьба, я тебе как-нибудь потом расскажу.
–А Лиз?
–Лиз, в отличие от Вани, девушка простая, без образования, но, знаешь, в ней есть глубина. Чувствуется сильный характер, мне она этим симпатична. Берется за любую работу: убирает в домах, готовит, моет. Очень трудолюбивая, из французской крестьянской семьи, вернее, из еврейской крестьянской семьи.
–Евреи во Франции бывают крестьянами?!
–Представь себе. Не всем им удалось устроиться политическими комментаторами на французском телевидении. Лиз трудится, как муравей: летом в туристический сезон устраивается официанткой в городишке поблизости; зимой нанимается кухаркой к охотникам, деньги для семьи зарабатывает в основном она. Наш дом раньше принадлежал ее родителям. Лиз с отцом самостоятельно перестроили его в жит. Вообще у Вани с Лизой два жита, забота о них целиком лежит на Лиз. Раз в неделю она ко мне приходит, моет, стирает, убирает. По хозяйству ей отец помогает: стрижет траву, ухаживает за лошадьми, цветочки поливает. Он у нее старенький, но еще очень бодрый.
–Жан-Франсуа хозяйством не занимается?
–Ну что ты! Он – натура творческая, рожден для вдохновенья, для звуков сладких и молитв. К тому же, несостоявшийся гений означает надлом. В настоящее время он медленно собирает себя по частям, сочиняя акустическую музыку.
–Ее здесь кто-то слушает?
–Из вежливости. Хотя от нее даже местные куры нестись перестают. Он дает изредка бесплатные концерты на деревенских праздниках, но в повседневной жизни работает библиотекарем…
–С двумя консерваторскими дипломами?!
–И блестящим началом дирижерской карьеры. C'est la vie, ква, извини за банальность. Тут, в Кастельно, есть небольшая медиатека, эспас культюрель, дом культуры в миниатюре. Никто туда, естественно, не заходит; Ваня сидит целыми днями один. У него там есть пианино, он притащил кое-какую аппаратуру, что-то мудрит, творит, слушает всякую какафонию; ничего, кроме этого ему не нужно. Ну еще книги, он много читает.
–Они с Лиз богаты?
–Еле сводят концы с концами. У них три кредита, Лиз из-за них страшно переживает.
–Как же я буду с ними объясняться? Я плохо знаю французский. В университете он шел у нас вторым языком, но я много лет на нем не говорила.
–Справишься. Если что, помогу, я тут малость выучился по-басурмански.
–Я грамматику совсем не помню!
–Об этом не беспокойся. Во французских деревнях грамматику никто не знает, может быть, только Ваня.
