Выстою ли я против них, если все остальные члены нашего отряда погибли?
Дождусь ли прибытия подкрепления?
Вскоре я нахожу децуриона Прэтора. Укрывшись за киоском, где днем продают лимонад и прохладительные напитки, он отстреливается от незримого во мраке противника. Позабыв об осторожности, я бегу к нему и налетаю на кого-то по пути. Меня обдает зловонием немытого, гниющего тела, человеческих жидкостей, пота и мочи. Липкие руки шарят по моей униформе, пытаясь опознать, кто перед ним, и, заключив, что я один из «Фациес Венена», враг шипит по-звериному. В воздухе свистит занесенное лезвие, но я уворачиваюсь в последний момент.
Я стреляю почти вслепую, и нападающий пятится назад, зажимая руками дыру в груди.
Становится тихо. Все звуки рассеиваются дымком, вьющимся у дула моего пистолета. Сирена тоже смолкает.
Луч фонаря децуриона падает на тело поверженного противника у моих ног, прежде чем скользнуть вверх, к моему лицу. В тусклом свете я вижу жуткую рану у командира на шее. Его губы, горло и воротник кителя вымазаны в крови. Непостижимо, что с такой раной он еще жив.
– Спасибо, – говорит он с волчьей усмешкой. Он шагает ко мне, но его колени подгибаются, и, только мое вовремя подставленное плечо уберегает его от падения. Я помогаю децуриону принять сидячее положение у стены киоска.
– Не думал, что уцелеешь именно ты, – делится командир, – напомни, как твое имя?
– Ливий Велатус, господин, – отчитываюсь я.
Глаза децуриона закрываются сами собой, заметно, каких усилий ему стоит не провалиться в забытье. Теперь мне по-настоящему страшно. Я боюсь, что он умрет на моих руках, и я останусь один на один с темнотой и всем, что в ней может таиться. Бросив взгляд вверх, я замечаю, что горошинки звезд скрыли плотные тучи.
– Молодец, Ливий, – натужным шепотом говорит командир, – я этого не забуду.
– Это мой долг, господин, – заверяю я, да только он меня уже не слышит.
Забудешь – отвечаю я про себя. Если узнаешь, кто я, то первый же сдерешь с меня шкуру.
***
В благодарность Креон Прэтор становится моим другом, насколько это возможно в рядах «Фациес Венена», где все только и думают, как подсидеть товарища, чтобы продвинуться по службе.
Креон по-своему меня опекает и делится опытом. Больше года мы проводим вместе все условно-свободное время. Я присматриваюсь и прислушиваюсь, оцениваю каждое слово наставника на предмет хоть какой-то крамолы. Он оказывается остер на язык, но пока мне решительно нечего доложить куратору. Вряд ли старику интересны саркастичные комментарии Прэтора о наших коллегах.
За это время Креона повышают до центуриона, а после меня делают сразу оптио. И я все чаще жалею, что отказался от совместного распития спиртного по случаю своего повышения. Быть может… алкоголь развязал бы ему язык?
Вскоре такая возможность представляется снова.
Накануне мы допрашиваем мужчину, обвиняемого в убийстве женщины в центре «Продукции и репродукции». Креон с ним не церемонится, да и я сам испытываю непреодолимое желание бросить протокол и размять кулаки. Хуже всего, что выродок нас не боится. Он не раскаивается. Он улыбается ртом, полным кровавых слюней и ошметков зубов. Я думаю, что он не в себе, но моему наставнику известно больше.
Поэтому ночью Креон Прэтор приходит ко мне.
Это грубейшее нарушение правил. Руководство «Фациес Венена» остерегается морального разложения в своих рядах, отчего мы живем в отдельных комнатах, больше напоминающих тюремные камеры или монастырские кельи. Нам нельзя наносить визиты своим товарищам. Эти правила едины для всех, независимо от положения. Словом, Креон страшно рискует. Но он еще и приносит с собой бутылку того пойла из дубовой коры, что производят в северных сельскохозяйственных регионах.
