– Да не пугайся ты так, – боясь, как бы смотритель салона, ещё чего доброго, не упал в обморок, стал успокаивать его фон Шпинне. – Сказки это всё бабушкины, не бери в голову. К тому же ты ничего не знал, значит, тебе прощается! Так где это место?
– Вот оно! – указал приказчик на пол возле фигуры женщины в восточном костюме.
– Это кто же такая? – спросил Фома Фомич, проявляя больше интереса к скульптуре, чем к месту, где нашли Пядникова.
– Турчанка Гюль!
– Да что ты? – Начальник сыскной подошёл ближе и внимательно осмотрел восковое лицо. По-восточному точёное, с невероятно прямым носом, с черными как угольки глазами. В руках женщина держала дурно изготовленную фигуру ягнёнка, который, по замыслу мастера, должен был умилять, но больше пугал.
– Вы это…
– Что?
– Наступили! – Клим указал на пол.
– Да ладно, – отмахнулся фон Шпинне, – у меня в запасе ещё восемь раз осталось.
Видя, как легкомысленно отнёсся к своим же словам странный посетитель, приказчик тоже понемногу стал успокаиваться, решив про себя: пусть будет так, как будет. Он ведь ничего не знал, а значит, ему прощается!
– А кто она, эта Гюль, я что-то не припомню такой исторической личности? – спросил Фома Фомич, не отводя глаз от фигуры, а потом добавил: – Что-то мало она на розу похожа…
– На розу? – переспросил приказчик. – На какую ещё розу?
– Гюль – это по-турецки роза, не знал?
– Нет!
– Так что это за историческая личность?
– Да никакая она не историческая, это персонаж легенды. У турок есть предание о женщине, которая могла превращаться в мужчину…
– В мужчину? А зачем?
– Да кто же их, иноземцев, поймёт. Превращалась, и всё. При этом становилась кровожадным чудищем, убивала младенцев, а потом их поедала…
Фома Фомич отошёл от турчанки, глянул на неё издали, повёл плечами – женщина как женщина, а там кто знает, чего она по ночам творила.
– Вот смотрю я, Клим, и вижу: собраны тут у вас исключительно злодеи да разбойники, а хороших людей вроде бы и не было…
– Отчего же не было – были!
– Почему же их убрали?
– Хорошие люди кассу не делают! Кому охота деньги платить, чтобы на хорошего человека глянуть? То ли дело злодей, который в людской крови купался.
– Значит, хорошие люди не в чести?
– Когда речь идёт о коммерции, то вы правы – не в чести, – согласился приказчик.
– Говорят, будто сам хозяин по ночам тут ходил?
– Врать не стану, бывало.
– Может, это его за привидение и принимали?
– Может.
– Кабы он сейчас за это дело не взялся… – тихо проговорил фон Шпинне и сделал большие глаза.
– За какое? – потирая нос, спросил приказчик.
– Ходить тут по ночам!
– Так ведь он умер… – Клим удивлённо сделал шаг назад.
– Бывает, и мёртвые ходят; может, он и сейчас здесь, мы его просто не видим…
– Страсти вы рассказываете, прямо мороз по коже. – Лицо приказчика сморщилось. – Потому, наверное, – он перешёл на шёпот, – Палашка и уехала…
– Что ещё за Палашка? – не глядя на приказчика, спросил фон Шпинне.
– Да прислуга. Она каждое утро порядок в салоне наводит, с фигур пыль сметает…
– Так много пыли?
– Много. Воск её к себе тянет, как магнит. Электричество в нём рождается.
– А Палашка, говоришь, уехала?
– Да!
– А куда?
– Да сказывали… – Клим приложил палец к губам, – к родне в деревню.
Начальник сыскной ещё походил по салону, заглянул везде, где только можно. Подошёл к стоящей в углу шёлковой ширме с вышитыми на ней розами, глянул, что за ней, – там оказалось пусто.
