Серж залез в чемодан, вынул оттуда два пляжных полотенца и фляжку с коньяком, укутал Анну одним полотенцем, из второго соорудил что-то вроде палатки себе на голову, втащил в эту «палатку» жену, и они за пару глотков выпили содержимое фляжки.
Стало теплее и гораздо веселее. Лисьевы хихикали в своем убежище, поцеловались, обсудили, что уже ужасно хочется есть и в туалет, но выбора не было. Коньяк сделал свое дело: стало спокойнее. Они в шутку препирались – кому принадлежала идея ночевать на вокзале, посмеялись, что хотели тут переодеться и перекусить, но даже не проверили время работы вокзала. Для них было странно и дико, что такое учреждение, как железнодорожный вокзал, может быть закрыто. Хорошо, что ждать оставалось всего несколько часов. Так прошел остаток ночи.
За полчаса до открытия вокзала вся ожидающая публика – и ночные личности, и туристы, подтянулась к зданию. Еды и туалета не хватало уже очень, полотенца не спасали от холода, все кафе вокруг были закрыты. Толпа стояла мирно. Анна ругала себя за эту историю. Но как она могла предположить, что миланский вокзал закрыт на ночь?! Вокзал в родном городе работал всегда. Она жила в доме напротив него восемнадцать лет и все эти 6570 дней вокзал открывал свои двери двадцать четыре часа для каждого, кто оказывался рядом. Ничего не говорил про эту особенность и итальянский босс Анны. Только сейчас она вспомнила, что Фабио сразу уезжал из Милана в родной Турин и никогда не оставался в городе моды на ночь. Анна всегда думала, что он так спешил к жене и дочери, в свой родной дом, но, возможно, итальянец знал об этой тайне миланского вокзала, но не поделился ею.
Незадолго до пяти утра вокзал открыл свои огромные тяжелые двери – Анна не успела разглядеть как именно это произошло. Толпа устремилась к теплу. Однако тепла не оказалось! Холодные каменные стены держали ночной холод, как будто охраняя его от города. Туалет был закрыт, на двери красовалась табличка: «Открытие состоится в 9.30». В смысле?! Возмущению Анны не было предела.
Серж и тут проявил свойственную ему хозяйственность и умение обустраивать быт. Он уверенно повелел Анну на запах кофе, нашел на вокзале уже открывшееся кафе, купил им кофе и круассаны и договорился (интересно, на каком языке? Ведь Лисьев не говорил ни по-английски, ни тем более по-итальянски), что Анну пропустят в туалет примыкающего к заведению, еще закрытого ресторана. Жизнь налаживалась. Туалет был с огромными колоннами и зеркалами в вензелях и с современными сушилками. Анна с удовольствием привела себя в порядок, умылась, почистила зубы и отправилась доедать круассан. Пришлось купить еще парочку: они были волшебными, как и кофе.
Когда супруги вернулись в зал ожидания, Анна замерла на пороге. Как будто не было этой ночи в пляжных полотенцах на холодной улице, рядом с военным патрулем. Жизнь кипела, итальянские граждане – стройные, смуглые, красиво одетые мужчины и женщины всех возрастов, туристы в спортивной обуви и с рюкзаками и чемоданами как ни в чем не бывало спешили к перронам. Кто с журналом или газетой, кто со стаканчиком кофе.
Ночь-призрак, ночь-кошмар отступала. Скамеек не было: Серж приспособил свой рюкзак, усадил на него Анну, строго показал глазами на оба чемодана и отправился курить. Анна сидела, разглядывая публику. И вдруг ночь-кошмар, как дымка, напомнила о себе.
