– Как я вижу, гнев твой обращен на брата Анатолия, – заметил брат Беньямин. – Но не считаешь же ты…
– О нет, – перебил его Посланник. – Не считаю я брата Анатолия повинным в смерти отца Иокима. Но известно мне, что в то печальное утро он застал настоятеля еще живым…
Секретарь почившего настоятеля резко вскинул взгляд на Посланника, с уст его сорвался судорожный вздох. И увидел Саймей такой испуг во взоре брата Анатолия, что даже был поражен его силой.
– Известно мне и то, – между тем безжалостно продолжал он. – Что утаил ты, брат, некую весть, что оставил на прощание отец Иоким, облегчая нам поиск убийц его. Где то послание?
– Нет…Вы не можете…. – брат Анатолий спрятав лицо в ладонях, бормотал несвязно, как бывает при крайнем испуге или же в скорби. – Я не смею показать тебе его, Саймей-Тень.
– Брат! – изумленно воскликнул казначей, так же поднимаясь на ноги. – Как же ты мог! Я всегда был склонен ценить благоразумие твое! Разум твой помрачен от горя, но не гоже так упорствовать. Что же было в послании том?
– Я не могу! Не могу! – твердил брат Анатолий сквозь рыдания. – Не заставляй меня. Ради меня самого, ради себя. Это погубит всех нас!
– Брат, – продолжал мягко отец Беньямин. – Нет ничего, что могло бы угрожать нам, разрушить веру нашу, навлечь на нас гнев Пастуха, Истинного бога нашего.
– Нет! Не могу… – брат Анатолий был неумолим.
Посланник был поражен силой страха, какой внушило святому отцу тайное послание, что Саймей так жаждал получить. Не менее потрясен был и казначей, кому никогда прежде не выпадало случая застать брата его по вере в таком состоянии. И оба они не могли представить, как воззвать к разуму отца Анатолия так, чтобы он услышал их и прислушался к разумным речам.
– Брат Анатолий, – к удивлению и радости Посланника, Арам проворно подскочил к секретарю с кубком в руке. – На же, утоли печаль свою. Успокой душу.
Брат Анатолий отозвался на ласковый голос юноши, на заботу его. Он принял кубок. Жадно глотнул.
– Ну, вот, – примирительно говорил юноша. – Ну, вот. Не пристало тебе так убиваться. Послушай меня, отец, – и подобно истинному сыну, Арам осторожно поглаживал старческую руку. – Мы с тобой были так близки ему. Мы были ему не только братьями по вере нашей, но и семьей, какую не пришлось иметь нашему наставнику. В память его прошу, поведай мне о послании том.
И увидел брат Анатолий такую мольбу в глазах послушника, что был удивлен и обрадован, понимая, какую любовь питал этот юноша к настоятелю, чья душа ныне уже спешила на суд к Пастуху, Истинному богу нашему.
– Мальчик мой, – подавив рыдания, обратился к нему брат Анатолий так, будто бы только они были сейчас в покоях его. – Я вижу, как любил и чтил ты настоятеля нашего, и потому не смею я открыть тайну, доверенную мне настоятелем. Разобьет она тебе сердце. Думаю я, что ум отца Иокима помутился, когда рука его выводила те страшные слова.
– Я понимаю опасения твои, – как можно мягче заговорил Посланник, опускаясь на колени перед братом Анатолием. – Но прошу тебя понять, что брат наш по вере, наставник твой и этого юноши, который любил отца Иокима всем сердцем, был убит. И лишь в тех словах, что скрываешь ты от нас, заключена истина, что способна привести нас к его убийце. Молю тебя, в память о твоем друге и наставнике, раскрой мне слова его.
– Если надеешься ты услышать имя убийцы, – с трудом говорил брат Анатолий. – То нет в послании том и слова о нем.
