– Боже мой, – расплакалась женщина, прижимая дочку к себе. – Прости меня, детка. Я так тебя люблю, так хочу, чтобы тебе хорошо было. Дядя Эрл Джон за тобой присмотрит. Он обещал.
– Тогда она ударила меня один-единственный раз, – со слезами проговорила Джои. – И ни мужьям своим, ни хахалям пальцем меня тронуть не позволяла. Ее они лупили почем зря, а меня нет. – Она снова вывела Мишель в коридор и захлопнула дверь.
– Куда теперь, в самый конец? – Мишель показала на дверь в торце, где мигали лампочки.
– Нет. – Джои отступила на шаг, вытирая мокрые щеки.
– Может, там и есть то, что мы ищем. – Мишель потащила Джои к дальней двери. Та упиралась, но Мишель уже вошла. Теперь они смотрели сверху на кладбище, где у небольшого склепа собралась кучка скорбящих.
Юная Джои в темно-синем платье заливалась слезами, кривоногий мужчина из первой комнаты гладил ее по спине. Мишель при виде этого покрылась мурашками и вдруг перенеслась в гостиную одноэтажного домика.
На карточных столиках стояли кастрюльки. Женщины наполняли тарелки и уговаривали Джои что-нибудь съесть, мужчины выпивали на кухне, Джои плакала, сидя на ветхом диване.
За окнами стало темно, но она так и сидела, подтянув к подбородку колени. Все уже разошлись, кто-то прибирался в гостиной.
– Детка… – Джои не обернулась, но Мишель посмотрела и увидела в дверях кривоногого с пятнами пота на рубашке, в распущенном галстуке. Дядю Эрла Джона. – Детка! – повторил он. От него разило спиртным. – Слышишь, нет?
– Не называй меня так, – произнесла девочка. – Только мама так меня называет.
– Загнулась мамка твоя, спилась-скололась. Сколько ж я бабок вбухал в нее – ну ничего, ты мне отработаешь. Будешь убираться, готовить. И спать со мной тоже будешь.
Он сдернул Джои с дивана. Мишель инстинктивно попыталась пустить пузырь, но у нее ничего не вышло. Ясно почему: это память Джои, где она лишь зритель. Куда, кстати, подевалась взрослая Джои?
– Пусти! – кричала девочка, и Мишель временами видела вместо ее лица лицо своей взрослой подруги. Она отбивалась, но где ей было сладить с дядюшкой Эрлом.
«Нет, – мысленно твердила Мишель. – Не хочу я этого видеть».
Теперь она перенеслась в спальню. Из ванной падала полоса света, разило бурбоном.
На потолке было бурое пятно от протекающей крыши. Джои хорошо помнила, как оно выглядит – по краям темнее, чем в центре. Он силой раздвинул ей ноги, она закричала. Он освободил одну руку и стал возиться со своими штанами. Пятно было похоже на штат Иллинойс.
Она не могла шелохнуться под его тяжестью – сейчас ее вырвет. Когда начались позывы, Эрл Джон спихнул ее на пол.
– Иди блевать в ванную.
Джои поползла туда. Плитка на полу была синяя – до сегодняшнего дня ей очень нравился этот цвет. Она подняла крышку унитаза, но рвать было нечем, она уже два дня ничего не ела.
Она вытерла струйку, бегущую по ноге. Рука стала липкая и пахла рекой.
Память сделала новый скачок. Эрл Джон прижимал ее лицом вниз к постели, и она вдыхала сохранившийся там запах матери. Мамины любимые духи пахли розой. Джои скулила, Эрл Джон кряхтел, но эти звуки доносились как будто издалека.
Потом он слез, ушел на кухню, зазвенел ледяными кубиками в стакане.
Вот так бы и умереть, пока в носу держится мамин запах. Уйти к ней и не чувствовать больше этой липкой гадости между ног.
– Лежи как лежишь, детка, – сказал Эрл Джон. – За ночь я все твои вишенки оборву.
