Хелена повторила, что по-прежнему не понимает ни слова.
Незнакомка расхохоталась, и зала наполнилась звуками, подобными звону бубнов, звуками восточного табора, цыганского каравана.
– Что ж, поверь, скоро ты все поймешь! И я имею в виду не только ближайшие новости, моя волшебная. Давай же выпьем за начало твоей захватывающей жизни! И за короля кубков! – женщина вытянула руку со своим бокалом и замерла.
Сверху закапало. От внезапных ударов капель по плечам Хелена задрала голову: свод затянуло мутноватой дрожащей пленкой. Красное море разлилось на потолке. Вдруг жидкость струями полилась по стенам, посыпалась крупными каплями. Запах стоял как у разбавленного цветочного меда и засахаренных восточных фруктов.
Бюст дамы напротив окрасился красным, разводы заструились по смуглому улыбающемуся лицу.
– Уже чувствуешь, как становишься верховной жрицей?
Хелена не ответила. Сорочка, липкая от сладкой жидкости, сковала тело, в глазах заколол стеклянный песок, будто она сейчас плакала. Сделать глоток. Только вот…
Вино ли это?
– Это неправда! – почти выкрикнула она. Затем резко выдохнула.
Хелена отбросила одеяло, в котором невольно запуталась ночью, и дышать стало легче. Все закончилось. Осознание неприятно кольнуло. Захотелось закрыть ненадолго глаза и увидеть, чем завершилось то странное, пугающее сновидение. Ей будто удалось избежать несчастья, к которому слишком долго готовился.
С наступлением утра сошла на нет и таинственная дымка, блики не шептались больше на стенах. Верещали за окнами птицы, а разбросанные шахматные фигуры создавали теперь лишь ощущение беспорядка. С улицы доносились запахи цветущего жасмина и крепкого, гудящего в носу табака.
Хелена не верила в вещие сны, но сейчас ощущала внутри беспокойство. Перед глазами вспыхивали отдельные образы – будто она пыталась вспомнить историю, произошедшую много лет назад. Свежо было только ощущение капель на коже.
Звать служанку не хотелось, поэтому девушка сама справилась со всем исподним бельем, нижней юбкой и платьем, проигнорировав ненавистные корсет и кринолин из ивовых прутьев. Отец проявлял снисходительность к ее внешнему виду дома, а сама Хелена, не считая себя от природы красивой, не видела смысла в попытках что‑либо исправить.
Мадемуазель де Фредёр спускалась к завтраку в растрепанных чувствах. Старая лестница от каждого шага тихо поскрипывала. Из гостиной раздались голоса – оказалось, уже с утра к отцу потянулись визитеры.
– …И на момент развода они были настолько «на ножах», что делили даже столовые приборы! Нам пришлось описывать каждую десертную вилку!
Раздался тихий, похожий на шипение смешок. Хелена беззвучно скользнула в гостиную и взглядом сразу столкнулась с гостем:
Напротив отца, который привычно вспоминал истории, связанные с работой, сидел незнакомый мужчина. Тот смеялся, прикрывая пальцами рот, отчего звучал глухо. Его словно душили. Высокий, костлявый; одежда вся черная – на фоне светлых тонов комнаты он выглядел приглашением на чьи‑то помпезные похороны. В руке незнакомец держал бокал с коньяком. Поодаль лежал старый цилиндр, бархат на нем выгорел пятнами.
– С поздним утром, дорогая! – поприветствовал ее отец, не меняя воодушевленного тона. Внешний вид дочери его, судя по всему, совсем не смутил. – Это моя любимая дочь, мадемуазель Хелена. Мадемуазель Хелена, это мой давний друг, месье Леонард Гобеле.
