– Кроме того, я осмотрел карманы, – продолжил Шапошников. – Там пусто. Удивительно чистые карманы, если ты, Роман, понимаешь, о чем я.
– Вы имеете в виду, что при пострадавшем нет ни документов, ни денег, ни ключей от квартиры, – перечислил Савин.
– Не только это. В карманах вообще ничего нет, хотя жертва не производит впечатления аккуратного человека.
Шапошников бросил взгляд на Савина и понял, что тому требуются объяснения. Он вернул пинцет в чемоданчик, лежавший рядом на траве, тщательно завинтил крышку банки и, убрав ее в тот же чемоданчик, поднялся. Дождавшись, когда судмедэксперт отойдет от тела, он вновь склонился над трупом и подозвал Савина.
– Посмотри на отвороты брюк. Брюки выстираны и выглажены, но за отворотами мы видим пыль, скопившуюся не за один раз. В карманах та же история: швы содержат остатки давней пыли, причем заглаженной утюгом. Здесь же присутствуют частицы табака и хлебные крошки. Это говорит нам о том, что при жизни парень совал в карманы что попало. Приглядись и увидишь сам.
Савин склонился ниже, посмотрел сквозь лупу, которую Шапошников поднес к вывернутому карману. Брюки действительно выглядели чистыми и выглаженными, но край кармана уже успел запачкаться. Липкое пятно возле правого кармана подтверждало слова криминалиста.
– Теперь посмотри на его обувь, – продолжал Шапошников. – Видавшие виды кеды, не слишком подходящие под костюм, говорят о том, что жертве приходилось много ходить пешком. В таких случаях в карманах, как правило, даже за короткий срок скапливаются проездные билеты, фантики от конфет и прочие мелочи. То, что в карманах нет документов, бумажника или хотя бы мелких монет, может навести на мысль, что жертва подверглась ограблению, но это не так.
– Потому что грабитель не стал бы забирать все подчистую, – закончил за Шапошникова мысль оперативник. – Все, что не может стать прибылью, грабителя не интересует. Он выбросил бы все здесь же и уж наверняка не стал бы утруждаться и перемещать тело. И еще: он не стал бы забирать ключи. Вместо них он забрал бы часы.
Савин приподнял левую руку, на которой поблескивали довольно дорогие часы на кожаном ремешке. Ремешок сильно потерся, но часы выглядели вполне прилично.
– О да, тут ты прав. – Шапошников кивнул. – Часы жертвы заслуживают внимания. Изготовлены на Чистопольском часовом заводе, причем в честь пятидесятилетия Октябрьской революции. Видишь надпись на циферблате? Знаменитая вещь, восемнадцать камней, позолоченные стрелки. В этой серии, если я не ошибаюсь, юбилейные цифры выгравированы и на крышке с тыльной стороны.
Шапошников проворно отстегнул затертый ремешок и показал Савину заднюю крышку: на хромированной стали поблескивали цифры «1917–1967».
– Примечательная вещица, – согласился Савин. – Возможно, сослужит нам хорошую службу при идентификации трупа.
– Ремешок не от этих часов, носили его гораздо дольше. – Шапошников продолжал осмотр. – Видимо, снял его со старых часов и надел на эти.
– Думаешь, с деньгами у него было негусто? – высказал предположение Савин.
– Скорее всего. Часы – это наверняка подарок, а на новый ремешок либо денег не хватило, либо жаба задушила новый купить. Такие типы тоже встречаются.
Савин взял часы из рук криминалиста и осмотрел еще раз. Он надеялся увидеть дополнительную гравировку, которая указывала бы на личность убитого или на повод, по которому был сделан подарок, но ничего не нашел. Шапошников тем временем продолжил осмотр тела, попутно выдавая комментарии. Савин слушал и мысленно пытался представить, что на самом деле произошло на шоссе. Он был согласен с судмедэкспертом, что убили жертву не здесь. Скорее всего, тело привезли на машине и сбросили в кусты. Но зачем? Кому и чем мог насолить молодой (Савин склонялся к тому, что жертве не более тридцати лет), ничем не примечательный парень?
