И взгляд Феликса, прежде резкий и хмурый, даже, можно сказать, бескомпромиссный, стал как будто мягче. Может, он чувствовал, что в Гражданской милиции на его родине что-то происходит, подумал майор. В последнее время в милиции, где он работал с семидесятых, чувствовалось, что грядут перемены. Все как будто было по-прежнему. Ведомством твердой рукой руководил генерал Кищак, по-прежнему безопасность граждан была второстепенным делом, все силы направлялись на контроль над людьми, потенциально опасными для социалистического строя, однако чувствовалось, что наступила легкая оттепель. Взять хотя бы поведение коллег из Службы безопасности, которые еще недавно считали себя элитой ведомства, хозяйничали в комиссариате, вмешиваясь почти во все аспекты работы милиции, а сейчас как будто поджали хвост. Они были менее заметны, а это означало, что они сами чувствовали, что в их мире что-то начинает меняться. Впрочем, достаточно было включить приемник, поискать Радио Свободная Европа, которое уже с января можно было слушать без каких-либо преград, потому что радиоглушилки, действовавшие в Польше с начала 50-х, были ликвидированы. И вовсе не таким радикальным способом, как в 56-м в Познани, когда рабочие завода Цегельского разнесли к чертовой матери всю аппаратуру. На этот раз решение о прекращении глушения приняли власти. Вдруг то, что было запрещено на протяжении десятилетий, стало общедоступным. Конечно, не дошло до того, чтобы радиоприемники в милиции стали транслировать программу из Мюнхена. Служебные были настроены на станции Польского Радио, но частные, в домах, в том числе многих сотрудников милиции, начали передавать прежде запрещенные программы.
– Угостить тебя чаем? – спросил полковник своего подчиненного. – У меня хороший чай, английский, называется «Earl Grey». Поверь, это совсем не то, что наш юньнань или мадрас. Такой аромат, что даже хочется попробовать.
– Откуда такое чудо?
– Моя жена была в своем приходе у священника, потому что прибыл гуманитарный груз от немецкого Красного Креста. Она получила шоколад, какие-то рыбные консервы, молотый кофе и этот чай.
– Ну тогда с удовольствием попробую, товарищ полковник, – сказал Мартинковский. Это тоже признак перемен, подумал он, наблюдая за тем, как его начальник насыпает ложкой чай в два стакана. Еще год назад Жито ни за что не признался бы, что его жена ходит в храм, а сейчас говорит об этом, правда, доверенному человеку, но сам факт, что он открыто об этом говорит, подтверждает, что времена, когда за веру можно было вылететь с работы, прошли безвозвратно. А ведь еще недавно Мартинковскому пришлось тайно крестить своего сына Филиппа в приходе под Познанью.
Полковник залил кипятком из электрического чайника два стакана с чаем, после чего один придвинул к краю стола. Мартинковский осторожно взялся за блюдечко и поставил перед собой.
– Сахар в сахарнице, – сказал полковник, указывая на стеклянную посуду.
– Так что там случилось, в Яроцине? Мне уже позвонили из Службы безопасности, чтобы мы быстрее свернули деятельность. Я говорю о месте, где произошло преступление. Они меня просили постараться избежать огласки.
– Невозможно замять это дело. Насколько мне известно, кто-то убил девушку, которую нашли в палатке, и это все, что известно на данный момент. На месте уже работает наша группа. Руководит процессом Мирек Бродяк, а осмотр места преступления проводит капитан Лещинский. В качестве помощника поехал еще Теось Олькевич, ну и молодой Блашковский, который первым прибыл на место.
