В сущности, Слава Авдеев поведал о трагедии элитной школы. О том, как нарожали детей новые хозяева жизни, пристроили в учебное заведение, созданное для отпрысков старых, и что из этого получилось. Прежние сильные мира сего неохотно, правда, но делились связями: лечили учителей у своих врачей, причесывали у своих парикмахеров, доставали им дефицит – от кофе до шмоток. Властные мира сего приказывали каким-нибудь предприятиям отремонтировать классы, купить столы, оформить интерьер. Нынешние же и сильные, и властные существовали гораздо шикарнее прежних, но помочь школе за счет фирм или государства не могли, а за личный не желали. Давно миновал краткий период, когда честь образовывать чадо именно здесь стоила долларовой взятки директору или облицовки школьного вестибюля мраморной плиткой или пары компьютеров. Контингент учащихся по-прежнему был отборным. Проку от его высокой сортности не было.
Впавшие в нужду учителя перегрызлись между собой. Их немного и изредка сплачивала зависть к сытым, холеным питомцам. За работу держались лишь те, кто либо учил в школе собственных детей и внуков, либо не собирался опускаться до преподавания отбросам общества из трущоб. А родители стали ужасающе требовательными и почтения к сеятелям «разумного, доброго, вечного» не испытывали. Их наследников лучше было не обижать. Педагоги утверждали, что временами находятся на грани голодных обмороков и всегда за гранью нервного срыва.
– У кого угодно мозги закипели, и директор пал жертвой, – подытожил Слава Авдеев. – Детки без тормозов, родители мстительные, учителя психованные.
– «Кто угодно» – это никто! – разозлился майор.
– Славик, не забудь про любовь, – быстро вмешалась Наташа, которая в отличие от Сергея улавливала смысл авдеевских консультаций с одноклассницами с полунамека.
И лейтенант рассказал историю, в которой участвовали люди, обнаружившие труп.
Юрия Александровича рекомендовал сокурсник, Алексей Николаевич. Директор взял непьющего, некурящего, холостого физика. И мужчин преподавателей в школе стало трое. Мрачноватый и немногословный Юрий Александрович держал в ежовых рукавицах всякого, кто значился в классном журнале. Нина Геннадиевна казалась полной ему противоположностью. На ее уроках было весело, но без разнузданности. А на праздничных посиделках и сослуживцы хохотали над анекдотами, которые она мастерски травила. И рыдали, когда она пела. Ей бы на сцену, однако, Нина Геннадиевна отшучивалась:
– Я люблю учить, вот незадача.
Но это было частью правды. Некоторым одаренным не до искусства. Она рано вышла замуж и трижды стала матерью. Фанатично преодолевала «комплекс неровни» – до нее, красавицы и заводилы из простых, снизошел родовитый, избалованный парень. Главная горесть – неспособность ублюдков оценить его по достоинству – выявилась, когда после института пришлось работать. Раздражение неудачник вымещал на жене: выискивал по углам пыль, кочевряжился за обеденным столом, заставлял по три раза перестирывать свои рубашки. Ей необходимо было, чтобы уважали хотя бы вне дома. Нина Геннадиевна принадлежала к типу нормальных. Они выбирают преподавание или врачевание и много, упорно, красиво трудятся, чтобы «человеком считали», величали по имени-отчеству, заслуженно хвалили и благодарили. Для них самих деньги не слишком важны. Но ради содержания семьи приходится надрываться. Здоровые от рождения заболевают всем сразу в старости. Не слишком крепкие – в среднем возрасте. Нина Геннадиевна была из последних.
