– Господи, когда это кончится, – простонала Нина Геннадиевна. – В соседней школе мальчика через перила сбросили – долг не вернул. А девчушка, четырнадцать лет, залетела и повесилась.
– Ой, бабоньки, давайте сменим тему, – жалобно попросила Татьяна Петровна. – Лучше о наших говорить. У Свиридовой и Костерина из десятого «а» развивается бурный роман. А покинутая им Любимова начхала на биологию. Я эту страдалицу на олимпиаду заявила. Ума не приложу, что делать…
Ее прервал телефонный звонок. Обитавшая через дом от школы сторожиха сообщала, что выходит из квартиры навстречу труду.
– Скажу я мужчинам, что подниматься сюда на пять минут, смысла нет, – вскочила Нина Геннадиевна.
– А я, пардон, навещу туалет, – сказала Татьяна Петровна. – У меня Соловьева посреди урока, молча, направляется к двери. Я ей: «Куда, милая»? Она: «Писать хочу». Ну, в нашей школе, в выпускном классе так себя не ведут…
– Вызову я мать Соловьевой, вызову, – посулила Арина Андреевна. – Пока баба мужей меняет, девчонка свихивается.
– У меня классное руководство в кишках сидит…
Через четверть часа они собрались в учительской уже вшестером.
– Алексей Николаевич, сделайте со мной обход, вы ж мужчина. Или хоть не разбегайтесь по домам, посидите здесь, – канючила пухлая дебелая сторожиха лет пятидесяти.
– Бойцы с пороком все проверили, дверь была на запоре, не задерживайте педагогов, – отбрыкивался важный завуч.
– И мне положено проверять, но одной страшно, – не отставала трусиха.
– Зачем тогда подались именно в сторожа? – буркнул Алексей Николаевич.
– Тут близко от дома. Доченьку растить надо, – потупилась женщина.
Учителя тоже потупились. И Алексей Николаевич был прав. И сторожиха вызывала жалость. Им приходилось видеть милую дисциплинированную доченьку – изредка мать брала ее ночевать на работу. Как часто женщина, преодолев страх, замыкала на ключ вверенную недвижимость и бегала подтыкать одеяло под бок неспокойно спящего в одиночестве ребенка, никто выяснять не решался. Но догадывались, бегает.
– Ступайте, мы побудем тут с открытой дверью, – наспех соорудил компромисс Юрий Александрович.
– Спасибо, я галопом, – пообещала сторожиха.
И начала со второго этажа. Минуты через три чуть взвинченные ожиданием учителя на слух распознали то, что позже назвали: «Она приползла по стенке». То есть сначала что-то шуршало и скребло в коридоре, а потом в дверной проем всем телом сунулась сторожиха и четко прошептала:
– Я увольняюсь прямо сейчас. Мне домой надо.
– С сердцем резко поплохело? – саркастически осведомился Алексей Николаевич. И сердито повернулся к Юрию Александровичу: – Нельзя людей баловать. Согласился за всех побыть здесь, она нас шантажировать начала.
– О чем вы? – тупо спросила женщина. – Там ваш директор… около кабинета… Торчит из него что-то… И крови полно…
– Крови? – изумилась носящая первенца Арина Андреевна. И, не дожидаясь комментариев, закатила бледно-голубые глаза под ярко покрасневшие веки.
Далее последовали сумбурные препирательства. Женщины умоляли не бросать их в учительской и сразу вызвать милицию. Мужчины с сомнением косились на сторожиху и настаивали на проверке.
– Директор попрощался с нами в девятнадцать сорок, полчаса назад. Откуда ему взяться около кабинета и живому, и тем более мертвому? – вопрошал Алексей Николаевич.
Они с Юрием Александровичем понимали: если этой дерганой дуре померещилось, то менты поднимут их на смех. Два здоровых взрослых мужика не взглянули, что на самом деле валяется в коридоре в трех шагах от учительской.
