– Почему сейчас приехали, договаривались ведь на утро? – спросил я незваных гостей.
– На пороге обсуждать не будем, давайте в дом! – сказал высокий человек в сером твидовом костюме. Я наткнулся на маленькие круглые мышиные глаза. Эти глаза, покраснев, вгрызлись в меня тотчас.
Гости прошли в гостиную; один по-хозяйски сел к столу, другой стоял передо мной. Низенького роста, азиатские черты лица, дублёная кожа. Правую руку он прятал за спину, а в левой держал портфель, который распух от бумаг. Это был человек тихий, с вялыми движениями висельника. И вправду казалось, что его только что вынули из петли.
– Не задавайте лишних вопросов, Безруков… Не делайте так, как вы обычно делаете. Эта черта – отвратительна. Слышите? И познакомьтесь наконец с нашим кандидатом, – напал на меня с притворной улыбкой человек в твидовом костюме.
Мышиные волосы и бегающие глаза этого молодого негодяя меня раздражали. Раздражал и представившийся Петром Андреевичем Гринёвым новый знакомец. Он молчал, вперив в меня взгляд, улыбающийся и виноватый.
– Ба, сам Гринёв! – передразнил я. – Ладно, Гринёв, служи верно кому присягнёшь… И помни, брат, пословицу: береги платье снову, а честь смолоду…
– Не паясничайте, Безруков!
– Иногда становишься паяцем и не желая этого… Сажин, не будете же вы убеждать меня в том, что не приготовили для избирателей верёвку и всё такое?
– Господи, какую верёвку? Мы технического кандидата выставляем…
– А Гулевич знает?
– С ним это не обговаривалось…
– Что ещё он не знает?
– Не знает об издании липового приложения «Человек и закон»…
– Чёрт возьми, это всё, что вы приготовили?
– Не чертыхайтесь! Надо будет, мы и юридическую войну начнём… Снимем с дистанции любого. В общем, обойдёмся без Гулевича. Нам не нужны ни его советы, ни его чистоплюйство.
– Это почему же?
– Потому что наш закон – Прицыкина… Скажите, что вас, собственно, удивляет?
– Ничего не удивляет. Вы действительно оправдываете свою фамилию… Вы всё мажете сажей…
– Ну, не смешите!
– А вы не смейтесь, Евгений Борисыч… Есть одна старинная легенда… Свергли новгородцы идол Перуна в Волхов, а он, проплывая мимо моста, бросил на него палицу… Бросил, значит, и выкрикнул: «Вот вам от меня на память!» И с тех пор сходились новгородцы с палками на мосту в урочное время… и бились люто, насмерть.
– Высоким слогом всё можно опошлить, – окрысился вдруг Сажин. – Ещё этот ваш Достоевский говорил…
– Вот и не опошляйте!
– Вы это всё к чему?
– Да к тому, что впали в морок мы под Перуновым заклятьем… Только вот не мост через Волхов его арена.
– Неужели?.. А что же?
– Вся Россия… Да, вся Россия, оказавшаяся на распутье.
– И вы, конечно, витязь…
– Может, да, а может, и нет. А вот вы ради светлого будущего, пожалуй, и ближнего задушите…
– Вас послушать, так и зло предсказуемо, и добро парадоксально, – вновь притворно улыбнулся Сажин. – Оставьте эти свои яркие и удачные формулировки. Мы должны объединить усилия, чтобы выиграть избирательную кампанию. В конце концов, сам Александр Иваныч просил об этом…
– К тому же выборы – это ведь своего рода… Как бы это сказать?.. Хм, это – война, – уставился на меня бесцветными глазками Гринёв.
