– Сколько лет было ребенку?
– На обратной стороне портрета в гостиной написано «Бенджамин Рейнольдс, три года».
– Бенджамин, – прошептала я, глядя на кровавый отпечаток детской ладони. – В этой комнате нет тела. Здесь никого не убили.
– Да.
– Так чего же ты меня сюда привел? – Я посмотрела на Дольфа снизу вверх, все еще стоя на коленях.
– Твое мнение ничего не будет стоить, если ты не увидишь всего.
– Этот чертов мишка будет мне сниться.
– Мне тоже, – сказал Дольф.
Я встала, с трудом подавив желание разгладить юбку сзади. Трудно даже сосчитать, сколько раз я измазывала одежду в крови и даже не думала об этом. Но только не сегодня.
– Это труп мальчика там, в гостиной? – Говоря это, я молила Бога, чтобы это было не так.
– Нет, – сказал Дольф.
Благодарю тебя, Господи.
– Труп его матери?
– Да.
– А где тело мальчика?
– Мы его не нашли. – Дольф помолчал, потом спросил: – Эта тварь могла съесть мальчика целиком?
– Ты имеешь в виду – чтобы вообще ничего не осталось?
– Да, – сказал Дольф. Лицо его стало лишь капельку бледнее. Мое, вероятно, тоже.
– Возможно, но даже у немертвых есть предел тому, что они способны сожрать. – Я сделала глубокий вдох. – Вы не обнаружили никаких признаков срыгивания?
– Срыгивания. – Дольф улыбнулся. – Хорошее слово. Нет, после еды эту тварь не тошнило. Во всяком случае, мы ничего не нашли. – Тогда мальчик, вероятно, должен быть где-то рядом.
– Есть шанс, что он жив? – спросил Дольф.
Я посмотрела на него. Мне хотелось сказать «да», но я понимала, что ответ скорее всего должен быть «нет». Я выбрала компромисс.
– Не знаю.
Дольф кивнул.
– Теперь в гостиную? – спросила я.
– Нет. – Дольф вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Я пошла следом. Что мне еще оставалось? Но я не спешила. Если ему хочется изображать крутого немногословного полицейского, он может и подождать меня.
Вслед за его широкой спиной я завернула за угол и через гостиную вышла в кухню. Раздвижная стеклянная дверь вела на террасу. Повсюду были осколки стекла. Их грани сверкали в солнечном свете, струящемся из еще одного круглого окошка в потолке. Кухня, облицованная голубым кафелем и отделанная дорогим светлым деревом, была такой чистенькой, словно только что сошла с фотографии рекламного буклета.
– Красивая кухня, – заметила я.
Мне было видно, как по двору шныряют полицейские. Высокий забор скрывал их от любопытных взглядов соседей, так же как прошлой ночью скрыл убийцу. Только один детектив остался стоять у водосточной трубы. Он царапал что-то в блокноте.
Дольф сделал мне знак, чтобы я осматривалась внимательнее.
– Итак, – сказала я. – Кто-то вломился сквозь эту стеклянную дверь. При этом, вероятно, шум был ужасный. Когда разбивается такое большое стекло, то даже при включенном кондишине… одним словом, ты это услышишь.
– Ты думаешь? – спросил Дольф.
– А соседи слышали что-нибудь? – спросила я в свою очередь.
– Никто не признается, – сказал он.
Я кивнула.
– Стекло разбилось, и кто-нибудь пошел взглянуть, что случилось. Скорее всего мужчина. Стереотип «главы семьи» на редкость живуч.
– Что ты имеешь в виду? – уточнил Дольф. – Храбрый охотник, защищающий свое семейство, – сказала я.
– Ладно, пусть это был мужчина. Что дальше?
– Мужчина вошел, увидел того, кто вломился на кухню, и крикнул жене. Вероятно, велел ей уносить ноги. Бери ребенка и беги.
– А почему бы не вызвать полицию? – спросил Дольф.
