– Тебя хотел заполучить советник, и он в ярости из-за того, что его ставку перебили. Его подчиненные рассредоточились по всему поместью: у них приказ не выпускать тебя ни живой, ни мертвой. Советнику нужно конкретное имя того, кто тебя выкупил, чтобы понять, что это не очередной трюк графини Бонтьемэ. Но моему господину не нужна огласка, иначе тебя придется отправить в его поместье. Уж не знаю, зачем ему отпускать тебя, – фыркает служанка, – но ты явно запала ему в душу. Поэтому он велел вывести тебя отсюда окольным путем. Но для этого нам придется пойти на обманку, ради которой я тебя и переодеваю. – Она начинает натягивать пышные юбки поверх корсета.
– Ты вернешься в зал как дама из высшего общества и станцуешь с моим господином один танец. Потом к тебе подойдет слуга и шепнет на ухо: «Вас в саду дожидается посыльный», а затем выведет из поместья безопасным ходом. Ни в коем случае не снимай с лица маску, которую я тебе дам, и не иди за слугой, если он скажет неверные слова. Поняла?
Я киваю, все еще пытаясь переварить услышанное.
Меня и правда отпустят? Вот так просто? Но куда я пойду и что мне делать дальше? Я ведь понятия не имею, где нахожусь и как отсюда добраться до столицы.
Увидев смятение на моем лице и будто прочитав мои мысли, служанка успокаивает:
– Тебя доставят в столицу и пристроят в храм Пяти. Не переживай. Там ты сможешь через жреца Антонио связаться с родными. Но для начала тебе надо все сделать правильно, чтобы не было проблем.
– Хорошо. – Мой голос охрип и звучит сухо, но моего согласия достаточно, чтобы она продолжила колдовать над моим внешним видом.
– Повтори пять раз: «Вас в саду дожидается посыльный», чтобы я уверилась, что ты не забудешь слова.
Я снова и снова произношу предложение вслух, пока служанка укладывает мои волосы, собирая их в сложную прическу и рассыпая по ним украшения из мешочка, снятого с ее пояса. Когда я заканчиваю, она обходит меня со всех сторон и поправляет локоны.
– На аукционе на вас были надеты ночные сорочки, чтобы хорошо было видно выставленное на продажу тело. Там ты была рабыней, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но это и не требуется. Главное держись уверенно и… – она окидывает меня взглядом, – и по-взрослому. Сколько тебе?
– Шестнадцать. Зимой исполнится семнадцать.
В Ладоргане замуж могли выдать и в шестнадцать, но в хороших семьях было принято, что благовоспитанная девушка должна достигнуть возраста восемнадцати лет, чтобы найти более успешную партию.
На лице служанки впервые появляется подобие сочувствия.
– Ты слишком юна для участия в аукционе, – озвучивает она мои мысли. – Но графиня никогда не чуралась марать руки. – Через мгновение ее лицо вновь приобретает обычное выражение, и служанка, будто очнувшись от наваждения, достает из полупустой корзины железную витую маску и лист бумаги. – Все. Больше не отвлекаемся, у нас осталось мало времени.
С этими словами она сует мне в руки сложенный вдвое лист, а затем надевает на мое лицо маску, завязывая атласные ленты на моем затылке.
Я разворачиваю бумагу и вижу выполненный углем рисунок маски. Той самой, что видела на нем.
– По этой маске узнаешь господина. Танцевать будешь только один танец и только с ним, – отходя назад и оглядывая меня, строго говорит служанка. – И ничего не ешь и не пей. Особенно из непрозрачных бокалов.
