Возможно, всё это и было случайностью, но уж слишком много таких «случайностей» произошло в моей жизни. Найти связующую нить этих событий я не могла — не позволяли скудные знания.
Поэтому я просто решила оставить всё как есть и идти дальше, куда дорога приведет.
А она привела меня к небольшому городку, в который мы часто заезжали с приёмным отцом Эрнестом. Благодаря тому, что мы часто выезжали на ярмарки за пределы нашей деревни, я знала дорогу до столицы довольно хорошо.
Эрнест был любящим отцом и большим добряком. В городе он всегда покупал мне леденец в лавке и этим поднимал моё настроение. Денег у нас много не водилось, но леденец являлся традицией. Я до сих пор помнила его приторно-сладкий вкус.
Мелисса всегда бурчала о растрате средств, но я видела, как она совала мужу монетки перед нашим с ним отъездом. Хоть она и была довольно строгой матерью, но тоже очень сильно меня любила.
Урождённая североянка и дочь Вэльского купца, однажды Мелисса с отцом остановились в деревне, где жил Эрнест, и безвозвратно влюбилась в него. Да так, что разорвала все связи с родней и переехала к жениху. С её слов, она ни разу не пожалела о своём решении, тем более, у них родилась такая замечательная Алекса. Девочка пошла вся в отца: почти у всех Ладорганцев были тёмные волосы и карие глаза. А вот Мелисса в деревне смотрелась чужой со своими светлыми локонами и серыми глазами.
Воспоминания о приёмной семье отвлекают меня встающими перед глазами образами родителей. И Алексы, место которой я заняла.
За эти годы вина за совершенный поступок хоть и притупилась, но каждый раз возвращается с удвоенной силой.
Эрнест и Мелисса растили чужого ребёнка. Любили, кормили, лелеяли... и за это расплатились жизнями.
Но иначе я не могла поступить! Тогда я бездумно сделала всё это ради одного: своей безопасности.
И теперь на моей душе гадко.
Я почти бездумно вхожу в ворота города, ничуть не смущаясь того, что не видно миротворцев. Впрочем, улицы также пусты, а на зданиях реют одинокие серые флаги Империи с изображением медведя — символа правящего дома Раквар. Мои шаги эхом отдаются от каменных стен, не заглушаемые гамом города.
И когда я понимаю, что что-то не так, становится слишком поздно.
Я не останавливаюсь, но краем глаза вижу движение. Чувствую, как меня начинают окружать, отрезая возможность побега.
Какая же я дура! Вот теперь в уголках глаз появляются предательские слёзы.
Как же вовремя!
Не успев даже пикнуть, я оказываюсь схвачена чьими-то сильными руками. Этих людей точно двое, но даже один держит так, будто это не человек вовсе.
Я пытаюсь сопротивляться, но тщетно — меня волокут к повозке с железной клеткой. С неё сдергивают огромный кусок брезента и, к своему ужасу, я вижу в клетке людей в кандалах и с кляпами во ртах. Работорговцы!
Я вспоминаю, что мне пока не заткнули рот и пытаюсь закричать: «Кто-нибудь, помогите!». Но мой крик пресекается ещё на моменте раскрытия рта — меня бьют в живот и из горла вырывается лишь стон. После мне засовывают в рот кляп, фиксируют на затылке железной застёжкой, а на руки вешают кандалы. Ззатем раскрывают дверцу клетки и швыряют внутрь как мешок с зерном.
Я падаю на пол клетки и больно ударяюсь боком. Тем временем дверца захлопывается на ключ и наступает темнота — брезент возвращается на своё место. А на меня устремляются несколько пар сочувствующих глаз.
