Сегодня уже хорошо известно, что подобно вводу войск в Афганистан, при принятии решения о вводе войск в Баку присутствовала вся верхушка руководства СССР. Началось с армян, а кончилось избиением азербайджанцев. Так Москва удерживала расползающуюся советскую власть.
Сошлюсь на А. Караулова.«В результате расправы над мирным населением и незаконного введения войск 131 мирный житель был убит, 744 – ранено, 841 – незаконно арестован… Военнослужащими было разрушено и сожжено 200 домов и квартир» – так уже долгие годы выглядит официальная азербайджанская версия трагедии».
«Вооруженное вторжение в Баку было подготовлено Министерством обороны, МВД и КГБ СССР. Кодовое название операции – „Удар“. Ключевая роль отводилась группе спецназа „Альфа“ и диверсионной группе „А“ КГБ СССР». «По приказу Горбачева Советскую власть в Баку спасали три человека: Дмитрий Язов, Вадим Бакатин и Филипп Бобков, первый заместитель Крючкова в КГБ. Они явились в Баку за неделю до той роковой ночи. Бакатин, скажем, назывался „генералом Григорьевым“».
Политики свое грязное дело завершили, и на первые позиции вышла Советская Армия, которая последнюю свою страницу истории в рамках СССР покрывает своими действиями в Баку несмываемым позором (Кровавый горбачевский удар по Баку 20 января 1990 года, http://sultanov.azeriland.com/impery/impery_1/page_05.html).
«За „январскими“ днями 1990 года, вылившимися в убийства армян азербайджанской толпой, а затем и еще более многочисленные жертвы со стороны азербайджанцев, которые были убиты и ранены в результате действий Советской армии, последовал традиционный национальный траур, продолжавшийся 40 дней».
(«Русское правление, модернизаторские элиты и становление национальной идентичности в Азербайджане», Тадеуш Свентоховский, http://www.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_002.htm).
Этих дней хватило с избытком для того, чтобы мрачный 1990 год всплыл из глубины сознания. Печальные события стали происходить все чаще, но спасительное устройство, внутренний фильтр, старательно стирает их из памяти. Мне не хотелось бы подменить свои собственные воспоминания газетными публикациями и комментариями других участников или зрителей. Если я это иногда и делаю, то только для того, чтобы мои собственные комментарии не выпали из контекста тех лет.
1990 год был, пожалуй, самым богатым на исторические события, и самым тревожным для рядового москвича, к которым я себя стал причислять. Ведь становилось ясным, что советский строй, создав последнюю империю, раскинувшуюся на два континента, скрежеща танками и изливая остатки желчи на весь остальной мир, так просто не отдаст свои личные завоевания. Именно, личные, так как давно уже «светлое будущее» для страны выродилось в «светлое настоящее», устроенное за кремлевской стеной.
Во всей восточной Европе запахло кровью: сначала в Нагорном Карабахе, потом в Литве, чуть позже в Румынии, где запретили коммунистическую партию. В ГДР стихийный народный всплеск потопил последний советский форпост – «штази», структуру, подчиненную КГБ СССР, на штурм зданий этой «тайной канцелярии» вышли жители Берлина.
ИСКУССТВО ВЫЖИВАНИЯ В 90-Е ГОДЫ
В Москве появлялось ощущение, которое журналисты окрестили, как «лихие времена». Прилавки московских магазинов, особенно новых итальянских супермаркетов, сверкали стальной стерильной чистотой, а пустые тележки в этих дворцах сбивались в маленькие стада в разных концах пустых залов. Мне мои родственники стали регулярно присылать продукты из Минска, передавая их с проводниками поездов, приходящих на Белорусский вокзал. В Западной Европе организовывали продовольственную помощь «перестройке» частные лица и различные фонды. Наш близкий друг, «носитель языка» на кафедре иностранных языков в МГУ, Иоганн Шульц, по нашему Ваня, мотался между Берлином и Москвой с сумками немецких продуктов. Что-то перепадало иногда и нашей семье. Больше всех радовался этим посылкам наш маленький сын, он ходил с детский сад, где иногда появлялось американское сухое молоко. Я вспоминал свое послевоенное детство и американские продукты, которые позволили нам выжить в разрушенном дотла Минске.
