Смута. Письма самозванки - страница 3
– Ты как здесь очутился?
Арапчонок уселся на сено и, опустив голову, жалобливо завопил:
– Убег я от хозяйки. Надоела такая жизнь.
Зырян понимающе кивнул.
– А кто твоя хозяйка? – переспросил Зырян.
– Говорю же: царица русская.
– Царица русская! – цокнул языком Зырян. Тут он весело расхохотался. Он наконец-то понял, о ком говорит этот арапчонок.
– Маринка Мнишек, выходит, – усмехнулся Зырян. – Самозванка.
Арапчонок отрицательно помотал головой и обиженно пробубнил:
– Царица русская, не самозванка.
– А пес с ней, – махнул рукой Зырян. – Ты-то куда идешь сейчас?
Арапчонок скривился.
– Иду, куда глаза глядят.
Зырян звонко расхохотался.
– Эдак ты, брат, далеко не уйдешь, – добавил он.
– Почему? – настороженно спросил арапчонок.
– Неспокойно нынче! – пояснил Зырян. – Враз в кабалу влетишь. Хорошо, если к прежней хозяйке вернешься. Может, простит царица-то? – Зырян проникновенно посмотрел мальчишке в глаза.
– Не простит царица, – мрачно заявил арапчонок.
– Ну, тогда у тебя одна дорога, брат.
– Это куда, дядько? – Арапчонок заинтересованно посмотрел на стоявшего перед ним казака.
– На вольный Дон! – криво улыбнулся Зырян. – Сам туда собираюсь. Только вот дело одно доделаюздесь.
Арапчонок жалостливо посмотрел на Зыряна.
– Дядько, возьми меня с собой, – горестно пролепетал он.
Зырян задумался. На кой черт ему нужен этот черный как смоль парень? Свою бы голову до Дону целой донести. То польские уланы разъездами рыщут, то самозванцы разные со своими ватагами разбойничают.
А попадешь воеводам царским в лапы, вмиг на плахе окажешься. С другой стороны, арапчонок этот не простой, денег немалых хозяйке стоил. Может, в случае чего и за него, Зыряна, словечко замолвит.
Зырян склонился к арапчонку.
– Зовут-то тебя как?
– Никак, – поморщился парень. – Арап я, и все.
Зырян почесал затылок:
– Без имени, брат, никак нельзя.
Карие глаза арапчонка сверкнули. Ему на мгновение показалось, что его жизнь обретает новый оборот.
– Давай мы тебя Кочубеем наречем, – предложил Зырян. – Был у нас на Дону лысый татарин. Мы его Кочубейка звали. – Зырян уселся на сено. – Кочубейка наш роста такого же, как ты, был, но силищу имел недюжинную. Подкову руками разжимал. Сгинул, жалко, в бою с польскими гусарами. На пики его посадили на ходу. Но умер геройски, жалко, что татарин был, не православный.
Арапчонок пожал плечами:
– Как скажешь.
– Значит, Кочубейка! – подмигнул ему Зырян. – Одежу бы тебе человеческую справить! – поразмыслил Зырян.
На Кочубейке был надет ладный кафтан, но на манер шутовского. Сшит он был из кусков материи разного цвета, только что бубенцов не было.
«Негоже такой кафтан будущему казаку носить», – довольно добавил про себя Зырян.
Зырян твердо решил взять Кучубейку с собой на Дон, уж больно арапчонок напоминал ему их татарчонка.
– Давай-ка спать, Кочубейка, – распорядился Зырян. – Завтра чуть свет тронем в дорогу.
– Далеко идти? – по-польски поинтересовался Кочубейка.
Зырян лихо усмехнулся и буркнул:
– До плахи недалече, до Дону потопать придется.
Кочубейка молча кивнул. Зырян зарылся в сено. Сбоку у ног пристроился и Кочубейка.
«Эка твоя холопья душа, – лежа, думал Зырян про арапчонка. – Не может человек без господской руки. Ничего, Дон научит. Дон и не таких перемалывал».
Зырян тихо засопел. Где-то недалеко ухнула сова. На головы беглецов окончательно опустилась ночь. В ее почти непроглядной мгле мелькали черные тени всадников, слышалось ржание лошадей и протяжный волчий вой. Ночь жила своей темной, подчас страшной жизнью. В ее тягучей темноте свершались всяческие злодеяния и непотребства, на которые взирала равнодушная к миру людей луна.