Смута. Письма самозванки - страница 8
– Хороша кура, – приговаривал поляк. – Давно так хорошо не ел, с тех пор как вступили в границы Московии.
Поляк время от времени бросал на служанку косые взгляды, словно примеряясь заранее к ее сочным молодым телесам.
– Ну, так как править собрались, еретики? – повторил свои слова Соснов.
Услышав обидные слова Соснова про польских еретиков, ротмистр отложил курицу и поморщился.
– У нас в Польше московитов тоже называют еретиками.
Соснов и поляк уже изрядно захмелели.
– Вот решили вы Москву одолеть, так?
Поляк, отрыгнув, кивнул головой:
– Так.
– И царя нового нашли, – не унимался Соснов.
– Опасные речи говоришь, – пробурчал поляк.
Соснов криво усмехнулся:
– А никто и не слышит. Али ты доложишь самозванцу?
Поляк покраснел и остервенело рявкнул:
– Негоже так царя Димитрия называть.
Соснов медленно встал с лавки и вылез из-за стола. Подхватив кувшин, он плеснул вино в кубок поляка и налил себе.
– Выпьем за царя Димитрия! – процедил Соснов.
– Я думал, ты за царя Василия пить собрался, – с упреком бросил поляк.
– Димитрию присягал, за него и пью! – злобно возразил Соснов.
– Это хорошо! – одобрил поляк. Он протянул Соснову ладонь. – Не будем ссориться.
Никто не знает, в каком лагере он завтра окажется. Поляк приложился к кубку. Тонкая струйка красного вина стекла по подбородку, протекла по кафтану и растеклась на скатерти пятном.
«Словно кровь пьет поляк, – подумал Соснов, – и струйка вина на скатерти, аки реки русской крови. Смута, одно слово».
Но Соснов лишь перекрестился и устало буркнул:
– Неисповедимы пути Господни!
– Ну, то дело сложное. Не сегодня и не завтра решится.
Соснов хлопнул себя ладонями по коленям.
– Опосля думать будем! – весело крякнул он. – Другой вопрос у меня к тебе.
Садкевич оторвал взгляд от тарелки с рыбой.
– Это какой же? – хмуро процедил он.
– А такой! – улыбнулся Соснов.
Он щелкнул пальцами и звонко крикнул:
– Неждана!
Челядинка высунула голову из-за боковой двери.
– Вели приказчику арапчонка привести сюда.
Неждана кивнула и хлопнула дверью.
– Что за арапчонок? – пробурчал поляк, вынимая кость изо рта.
Это известие несколько удивило Садкевича. Отодвинув тарелку с рыбой в сторону, поляк вытер полотенцем жирные пальцы рук и удивленно уставился на Соснова.
– Что за арапчонок? – повторил Садкевич. – Из твоих холопов али беглый?
Соснов хитро прищурился. Но Садкевичу на миг показалось, что веко правого глаза у хозяина дергается, а это означает, что лукавит Соснин. Ох, лукавит.
Приказчик завел в горницу арапчонка. Кочубейка узнал польского офицера и на глазах сник. Его кудрявая черная голова вжалась в плечи, словно у пойманной черепахи.
– Вот он, барин, – довольно сопя, буркнул приказчик.
Кочубейка дернулся в сторону, но цепкая и сильная рука приказчика остановила его движение и вернула на место.
Садкевич прошелся взглядом по Кочубейке, затем весело рассмеялся.
– Чего скалишься? – остановил его Соснов. – Знаешь мальца?
Садкевич сделал глоток вина и довольно крякнул:
– Как же не знать. Царевны вашей шут сей арапчонок.
«Прав был Касым, – подумал Соснов. – Точно шут царевны Марины Юрьевны. И поляк опознал».
– Сбег, что ли? – поинтересовался у Соснова Садкевич.
– Холопы наши у леса нашли! – вставил приказчик. – Прятался в кустах.
– Значит, сбег! – уже мрачно заметил Садкевич. – Царица искала, поди. Печалилась. Я его с Мнишеками еще в Кракове видел! – заметил Садкевич. – Царица Марина к нему была очень привязана.