– Похож, почти не изменился,– Михаил улыбнулся, представив Винта мальчишкой.
– Скажете тоже, не изменился. Эх! Каб знать, где упасть…
– Ладно, Трофим Иванович, что ни делается – все к лучшему. Тебе еще повезло, руки, ноги целы и румянец во все щеки. А сейчас под Вязьмой сотни тысяч мужиков твоего возраста и пацаны совсем, в окружении немецком загибаются. Под бомбежками.
– Да я что, я с понятием, товарищ майор. Одного только не пойму, почему у нас все время так, через задницу. Живем, как не люди. Вон в европах, я слыхал, чистота и порядок, а у нас одно свинство.
– Просторно потому что,– улыбнулся Михаил.– У них там теснота и природа не успевает за ними прибирать. А у нас, то замерзнет, то засохнет. А им завидно, поэтому прутся к нам и уму разуму учат, от работы отвлекают. Территория большая, пока соберемся, пока им холку намылим. Так у них там уже в Европе этой все деревья пронумерованы, попробуй спили, сразу посадят, а в Германии вообще к стенке поставят, даже если без билета в трамвае проедешь. Стучат опять же все друг на друга, как дятлы. Называют это законопослушностью. Ты бы там, Трофим Иванович неделю не выдержал, сбежал. Европа – это огромная зона с вертухаями. Сейчас конкретно – огромная казарма. Кичится своей ученостью и цивилизованностью, а нас за варваров считает, которых и за людей-то считать не следует. Сидим тут и мешаем им жить. Жизненное пространство им не хотим отдать. Тесно им и завидно.
– А я слышал, кореша говорили на пересылке, что Фюрер ихний, только комиссаров и жидов к стенке ставит, а всем остальным при нем воля,– влез с репликой рядовой Котов.
– Параша полная, Семен Семеныч. Ты сам подумай хорошенько. Сколько у нас этих евреев? Процента два не больше. А комиссаров и того меньше. Стоило ли войну начинать из-за этого? Войны, рядовой Котов, всегда велись по экономическим причинам. Гитлер сейчас в Германию гонит эшелонами скот, барахло всякое и даже чернозем наш в мешки загружает и в Дойчланд отправляет. Ты на рожу Адольфа посмотри,– Михаил вынул из "сидора" цветную репродукцию с физиономией Рейхсканцлера, на которой он что-то орал, вытаращив бесцветные, рыбьи глаза.– Ну, ты бы хотел с таким придурком в одной камере на ночь остаться? Да, ему пофиг мы. Ему пространство жизненное срочно понадобилось, а оно в основном нами и занято. Не евреями с комиссарами, а простым народом. Стало быть, его и душить станет, эта гнида. Ну, сначала, про комиссаров, лапшу на уши навешает. Как ни крути, а комиссары сейчас у власти. И пока мы станем их устранять, да допустим других правителей себе на шею организовывать, немцы столько отдербанят этого жизненного пространства, что хрен сосчитаешь. Так что, как ни крути, а нам сейчас с комиссарами по пути. Разберемся с Фюрером, тогда можно будет и ими заняться. Если желание будет такое. А пока фашисты в сто раз хуже любого комиссара. Ты, думаешь, при них вольготно станет уголовникам? Хрен вот. Говорю же, что в Германии Гитлер за безбилетный проезд расстреливает немцев. Немцев. А ты кто? Ты унтерменш – недочеловек по ихнему. Свинья, если точнее. Русиш швайне. С тобой и вовсе церемониться не станут. Петлю на шею и кердык.
– Да слыхали мы это уже,– скривился Кот.– Политинформации, то, се. Зверствует мол Фюрер. А люди говорят, что жить можно. У меня кореш два раза через линию фронта мотался, до Варшавы и этого… Парижа добрался. Говорил, что ни штяк живут.
