— Руслан сказал, что добавил в сок немного джина. Но, думаю, они подсыпали мне что-то, наркотики какие-то, — поворачиваюсь к нему и пожимаю плечами.
— Много выпить успела?
— Почти стакан. Но я потом рвоту вызвала, когда сбежала.
— Умница, — кивает Герман Васильевич, а мне вдруг приятной кажется его похвала, даже щёки теплеют. Это, конечно, если не вдумываться, за что именно он похвалил…
— А Руслан — это…
— Мой парень, — опускаю глаза. — Ну… я так думала. Мы несколько недель встречались до… и…
— Ты не думала, что он подонок. Ясно, — поджимает губы. — Ладно, ешь. Да спать иди, ты еле на ногах держишься.
Ем я молча, пока он допивает свой чай. На него стараюсь не глазеть. Пирожок вкусный, но у бабушки вкуснее. Вот бы сейчас её выпечки поесть и… Германа Васильевича угостить.
— Спальня за гостиной. Дверь, если что, запирается изнутри. Постельное чистое там в комоде должно быть, — встаёт и отирает руки салфеткой. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — киваю, наблюдая, как он, уходя по длинному коридору, устало стаскивает свитер, оставаясь в футболке.
Я допиваю чай, мою за собой кружку и протираю стол. На цыпочках, в абсолютной тишине иду в предполагаемую сторону гостиной. Тут темно, и я подсвечиваю себе экраном телефона, чтобы найти дверь в спальню. Увидев, прохожу и едва не вскрикиваю от шума рядом. Обернувшись, вижу на диване спящего мужчину. Это его телефон на пол упал.
Тихо выдохнув, пробираюсь к спальне, а потом всё же запираю за собой дверь. Шуметь и искать постельное бельё в комоде не хочется, да и сил нет. Поэтому я ложусь прямо на покрывало, набрасываю одни край на себя и в считанные минуты отключаюсь.
6. 6
— Доброе утро, — раздаётся за спиной низкий голос, и я подпрыгиваю от неожиданности.
Обернувшись, вижу мужчину. При дневном свете он совсем не выглядит менее серьёзным. И мне вчера после пережитого страха не показалось: здоровенный, высокий, плечи широченные. Только, кажется, он чуть моложе, чем я вчера подумала.
Коротко остриженные волосы ёжиком без модного ныне чуба. Мне даже хихикнуть захотелось, когда я на секунду представила его с этой копной, которую парням выстригают в барбершопах и укладывают красиво. Предполагаю даже, что Герман Васильевич не заморачивается парикмахерскими, пробежал сам машинкой в ванной, и на этой всё.
И взгляд тяжёлый, а глаза светлые-светлые — серые.
Герман Васильевич пришёл на кухню в домашних штанах и футболке. Мой взгляд падает на предплечья, испещрённые чёрными узорами и надписями, и я внезапно ощущаю волнение, глядя на них, потому спешу отвести глаза.
— Я тут… завтрак приготовила. Вы же не против? Сильно есть хотелось. Хотите блинов? Кроме яиц, муки и банки варенья ничего не нашла.
Он смотрит удивлённо. Как будто впервые меня видит и совсем не ожидал, что с утра встанет и найдёт непонятную, незнакомую девицу, копошащуюся на его кухне.
— Ты готовить умеешь?
Его это удивляет?
Ну а меня удивляет его вопрос, и я даже не нахожусь, как следует ответить. Просто киваю.
По взгляду, который Герман Васильевич бросает на блины, я догадываюсь, что он их отведать совсем не против. Есть ощущение, что домашнюю еду вообще не часто ест. Пустая квартира, отсутствие кольца на руке, да и по быту в доме видно, что женской руки тут нет.
Он моет руки и умывается прямо в кухне, пока я ставлю на стол тарелку с блинами, пиалу с вареньем и две чашки горячего чая. Сама тоже присаживаюсь, когда мужчина садится за стол. Внимательно наблюдаю, как он мажет блин вареньем, сворачивает его треугольником и откусывает кусок.
