Он говорил: «Чтобы мама не видела».
Моя приемная мать.
Но прямо сейчас, наверху, женщина за той дверью, она – нейтральная территория. Храм, к которому совершают паломничество на коленях, за тысячу миль – дабы поклониться святыне. Как в Иерусалиме или в какой-нибудь церкви. Специально для белых расистов и для бладзов, для крипсов и ниндзя – женщина, которая выходит за рамки бандитских разборок и войн за власть. За рамки расовой принадлежности, национальности и семьи. Все эти парни, что собрались здесь сегодня, они ненавидят друг друга. Может быть, где-нибудь в другом месте мы бы друг друга переубивали. Но мы все ее любим.
Нашу Священную землю. Касси Райт, нашего ангела мира.
Рядом со мной номер 137 вытряхивает на ладонь голубую таблетку – из пузырька, который он купил. Держа под мышкой своего пса для автографов, он отправляет таблетку в рот.
Кто-то наступил в лужицу крови на бетонном полу. Причем не один раз. Следы босых ног самых разных размеров протянулись кровавыми, липкими цепочками во всех направлениях.
Я спрашиваю, что он делает – я имею в виду, сейчас, – чтобы вернуться на телевидение.
И номер 137 говорит:
– Вот это и делаю. – И встряхивает пузырек с таблетками.
Какой-то амбал-мексиканец правит челюсть жирному борову у буфета, а потом ко мне подходит актер, номер 72, тот, который с букетом увядших цветов, и принимается мне объяснять, в чем причина подобной агрессии. Она как-то связана с моделями железных дорог и городом Сиэтлом. С мексиканской мафией и Ватиканом. Он болтает без умолку, этот номер 72, а потом говорит:
– Мне очень жаль.
Я говорю ему: не бери в голову.
Он говорит:
– В смысле, что ваш сериал сняли с эфира.
Я говорю: все фигня.
– В смысле, все эти сплетни в журналах, – говорит номер 72. – Все эти гадости, которые про вас говорили.
Я говорю, что меня это мало волнует.
И этот актер, номер 72, говорит:
– А что вы здесь делаете? Ну, вот здесь?
Бранч Бакарди, номер 600, прижимает к кровоточащему соску кусок туалетной бумаги, и каждый раз, когда я смотрю на него, он тоже смотрит на меня. Он может подойти в любую минуту, а я даже не знаю, как начать разговор. У меня нет наготове хорошей вступительной фразы. Звезда «Педерастов Карибского моря» и «Смоки и содомита» – и он запал на меня!
И знаете что?
Нельзя же просто сказать человеку: «Привет, мистер Бранч, я в восторге от вашего дилдо…»
Все мои знакомые, и мужчины, и женщины, держат ваш член в тумбочке у кровати. Вибратор на батарейках или обычный фаллоимитатор с «ручным управлением». Ваш член – царь среди дилдо: не длинный и тонкий, как карандаш, скопированный со стояка Рона Джереми. И уж конечно, не эта массивная, неохватная дура, похожая по всем ощущениям на затор в засорившемся унитазе. Нет, Бранч Бакарди, с его идеальной длиной и диаметром – это лучшая секс-игрушка из всех, сделанных по образу и подобию знаменитостей.
Нет, может быть, это и комплимент, но такой диалог не покатит…
Вокруг слишком много практически голых мужиков – целое море шрамов и татуировок. Коросты и сыпи. Растяжек и пятен от солнечных ожогов. Каталог всех кожных болезней и дефектов кожи. За стеной из прыщей и комариных укусов Бранч Бакарди беседует с Кордом Куэрво. Они склонились друг к другу – о чем-то шепчутся. Бакарди показывает на меня пальцем, Куэрво смотрит. Потом Куэрво кивает и что-то шепчет на ухо Бакарди, и оба смеются.
