– Ты из породы древних охотников-собирателей. Я так и вижу, как ты бежишь по здешним прериям вслед за мохнатыми громадами мамонтов, загоняешь их в ловушку, и вокруг метаются точки факелов, а в руке у тебя копьё, – говорила мама, когда они летели сквозь тьму. – Есть что-то в твоих генах от той древней породы. Это вело первооткрывателей Нового Света. Колумба, Кортеса, Писарро. Это и тебя заставило пересечь океан. Ты прибыла сюда, чтобы завоевать эту землю, как она была завоёвана в старые времена.
– Всегда ты так.
– Это правда. С детства ты была такой. Знаешь, я придумала свою теорию ещё до твоего рождения, может, даже украла её у кого-то из своих учителей в университете, и почти каждого человека можно было уложить в эту канву. Когда ты появилась, я стала присматриваться к тебе, и очень быстро заметила в тебе удивительную непоседливость. Помнишь, как мы были в музее, смотрели на персидское искусство. Там был фрагмент рельефа, изображавшего царя Дария, а у ног его шествовавших воинов, одинаковых в своей покорности. Я сказала тебе, что в этом есть определённая красота, но ты ответила, что всегда будешь стоять на стороне греков, всегда будешь сражаться только за свободу.
– Помню.
– Ты росла, что называется, не по дням, а по часам, прямо как в сказке. Другие дети держались за матерей, но ты никогда. О том, что ты особенная, мы быстро сообразили, ведь то и дело приходилось узнавать о твоих новых подвигах. После вашего уличного футбола детишки возвращались с разбитыми носами, однажды, тебе было лет двенадцать, выбила мальчишке зуб. Помнишь? Лезла в драку по любому поводу. Я шутила тогда, что ты такая же дикая как Кухулин в юные годы.
– Зуб этот у него сам расшатался…
– Иногда мне хотелось, конечно, чтобы ты была поспокойнее, больше времени проводила за учебниками, особенно в те дни, когда узнавала о твоих драках, когда приходилось вызволять тебя из полиции. Я была так зла, узнав, что ты таскаешь с собой пистолет и стреляла в том ночном клубе.
– Я стреляла в воздух.
– Потом поняла, что лучше тебя отпустить. Нужно принять то, какая ты есть. Не сказала бы, что я и прежде донимала тебя сильно, но внутри всё же тешила надежду, что смогу тебя изменить, как-то незаметно повлиять. В один момент мне стало ясно, что нет. Тебя не изменишь. Ты – маленький охотник-собиратель, что никогда не остановится.
– Ты знала меня лучше, чем кто-либо. Те драки… Я просто хотела справедливости. Да, срывалась пару раз. Кровь играла. В том баре была просто глупость.
– Теперь я знаю.
– То же, что было в Лондоне… Я ни о чём не жалею. Они заслужили всё, что я с ними сделала, заслужили даже больше.
– Я знаю.
Мир вокруг словно вымер. Она въезжала на Бей-Бридж с востока, и шестиполосная дорога стелилась в свете фар как взлётная полоса, жёлтые предупреждающие огни оставались за спиной, свидетельствуя о приближении терминалов оплаты. Для того, чтобы заплатить четыре бакса за проезд моста, ей не нужно было тормозить – система сама считывала информацию с закреплённого на приборной панели устройства. Машина проскакивала в узком проёме меж полосатых щитов ограждения, и пронзительный писк сообщал, что оплата произведена.
– Не гони так, – сказала мама. – Тебе всё кажется, будто ты можешь догнать что-то важное, если будешь носиться сломя голову. Это опасно.
– Боюсь, что тебе придётся привыкать к моему стилю вождения. Учитывая обстоятельства, – она бросила короткий взгляд на замершую в соседнем кресле фигуру. – Те обстоятельства, что ты мертва, а я здесь… скитаюсь по миру, как ты говоришь.
