Гораций вставил в скальпель бритву и ввел в кожу головы. Дойдя до кости, он повел скальпель через волосистую часть головы, описывая полукружие по верху черепа, от уха до уха. Надрез, сделанный твердой, опытной рукой, получился ровный, как карандашом по бумаге, линия прошла по верху головы, образовав плавный изгиб. Гораций отогнул кожу, будто это была кожица апельсина или грейпфрута, и лоскут лба лег на нос.
Таким же образом Гораций отогнул кожу с задней части головы, затем положил скальпель в раковину, сполоснул перчатки, вытер их насухо, после чего достал из шкафчика с инструментами ножовочную пилу.
И приступил к распиливанию черепной коробки. Через двадцать минут Горацию понадобилось перевернуть тело, и он нехотя прошел по коридору. Абель сидел на стуле, закинув ногу на ногу, со шляпой на коленях.
– Нужна помощь, – сказал коронер.
Помощник встал и надел шляпу:
– Конечно, буду рад помочь.
– Не будешь, – ответил Гораций. – Я сделал надрез по верхней части головы. Так что у него открыт череп. И красивого в этом мало.
– Понял, – сказал помощник. – Спасибо, что предупредили.
Они вошли и молча перевернули тело: Абель толкал с одной стороны, а Гораций, перегнувшись, – с другой.
Потом Абеля рвало над раковиной. Когда вошел Арт, Абель уголком платка вытирал рот.
– Ну что еще? – спросил шериф.
Абель в ответ показал пальцем на труп Карла Хайнэ.
– Опять блеванул, – объяснил он шерифу.
Арт глянул на лицо Карла, вывернутое наизнанку, как очищенный апельсин, глянул на кровавую пену у подбородка, похожую на крем для бритья, и отвернулся.
– Вот и я тоже, – сказал Абель. – Не могу видеть такое, прямо нутро выворачивает.
– Да я и не виню тебя, – ответил шериф. – Господи, ну надо же!
Однако стоял и смотрел, как Гораций в хирургическом халате методично работает ножовочной пилой, как вынимает свод черепа и кладет рядом с покойником.
– Это называется dura mater[11], – пояснил Гораций, указывая скальпелем. – Вот эта оболочка… прямо под черепом… Dura mater.
Гораций взялся за голову покойника и с усилием, так как шейные связки уж очень затвердели, повернул влево.
– Подойди-ка сюда, Арт, – позвал он шерифа.
Шериф хотя и понимал, что нужно подойти, однако даже не двинулся. Конечно, подумал Гораций, сам он за время работы уяснил для себя, что иногда неприятных моментов просто не избежать. Тогда лучше действовать быстро и без колебаний; именно так Гораций и взял себе за правило поступать. Но шерифу от природы свойственно было колебаться. Он попросту не находил в себе решимости подойти и посмотреть на Карла Хайнэ с отогнутой кожей.
Гораций понимал, что шерифу не хочется разглядывать внутренности черепа Карла Хайнэ. Он уже видел Арта таким – как тот жует жвачку, морщится, трет губы большим пальцем и задумчиво щурит глаза.
– Дело-то минутное, Арт, – убеждал его Гораций. – Ты только глянь. Это важно, иначе я бы не просил.
Гораций показал на кровяной тромб в твердой мозговой оболочке и на рваную рану, в которую виднелся мозг.
– Удар был сильным, Арт. Нанесли чем-то плоским. Мне это напоминает конец приклада, видал на войне. Как в кэндо, японцы мастера были по этой части.
– Кэндо? – переспросил Арт.
– Фехтование на мечах, – пояснил Гораций. – Их с самого детства учат убивать мечом.
– Мерзость какая, – скривился шериф.
– Отвернись, – предупредил Гораций. – Я сейчас сделаю надрез. Хочу, чтобы ты глянул на кое-что еще.
