Снег в ноябре - страница 15



– Рукопись? – перебила я Платона. – Что ты имеешь в виду?

– О, разве я не сказал? Этот обрывок текста – часть рукописи или, возможно, хроник. Я же поэтому и предположил, что крест может означать подпись.

– А-а, вот оно что, – промямлила я, но Платон, кажется, меня не расслышал.

– Ну, короче, если что, давай звони. Перевод я тебе кину в чат. Давай пакедова, у меня тут свидание намечается.

– Спасибо, Платон, и подруге твоей девушки спасибо. Вы мне очень помогли.

– Да все пучком. Ну все, пока.

– Пока.

– Ой! Стой-стой, подожди! – вдруг выкрикнул Платон в трубку.

– Что?

– Ты не собираешься возвращаться? Тебе остался всего год учебы, не думаю, что тебе и на второй год оформят академ9.

– О чем ты говоришь? Я не брала академ.

– Разве? Но ты числишься в академическом отпуске. Я заходил в деканат и видел тебя в списке отпускников.

– А… – я смутно догадывалась, каким образом я вдруг оказалась в академе, но Платону ответила иначе: – не бери в голову. Ты же знаешь, наш декан душка, всегда идет навстречу студентам, наверно оформил мне отпуск. Но я не вернусь, в этом году уж точно.

– Ну, как знаешь.

– Угу, ну все пока. – Попрощалась я с другом. – Беги на свое свидание.

7

Сара

«Почему же я сразу не обратила внимания на крест? Рукопись, принадлежащая тевтонам, вернее, написанная кем-то из них», – в раздумье я поднялась со скамьи и направилась за пруд, к розарию. Не успела я сделать и пару шагов, как пропиликал смартфон: пришло сообщение от Платона.


«Сара, вот и перевод. Когда прочтешь его, вспомни с любовью обо мне. Твой друг Николай Плутонов. P.S. – в скобках указали наши примечания, чтобы ты не запуталась».


Я ухмыльнулась словам друга, – «вот же чудик, но очень полезный чудик!» – и поспешила открыть прикрепленный к сообщению файл. Первые же строки заставили меня насторожиться.


«…страшная война разразится в мире. Боль, страх и мрак покроют землю. Тогда муж продаст свой род, чтобы избавиться от страданий, и явится на свет в том роду дитя (читай, как сын или дочь) последнее от седьмого отца и седьмой матери…»


«Это то, что сказал мне магистр!» – мелькнуло в голове, и я продолжила читать:


«…волосы черные, глаза темные и в душе темнота. Величать его Черным принцем будут. А придет время и облачится он (или она, не забывай, что это может быть и дочь) во все черное. Тогда-то поклонится тому дитя народ. Но лишь перст, указующий на истину, увенчается крестом и засияет правда золотом…»


…конец. Судя по всему, на этом пророчество заканчивалось. Я сглотнула слюну: теперь мне понятно, отчего магистр так свято верил в него. Действительно все сходится: обещание деда, рождение Константина – это как так вышло, что наши родители оказались седьмыми детьми в своих семьях? – и даже внешнее описание брата подходило под легенду – темные волосы и глаза.

«И все же, что-то в этом предании не так», – мне не давало покоя ощущение какой-то несостыковки, и я снова перечитала текст. А потом еще раз. И еще.

Когда я в пятый раз перечитывала уже знакомые и практически заученные слова, я вдруг ощутила, как по шее пробежал озноб и противными мурашками спустился вниз по спине. Вместе с этим ощущением в памяти неожиданно всплыло воспоминание, оно предстало так четко и ясно, что я буквально почувствовала прикосновение к коже жаркого полуденного солнца, услышала шум моря и крик чаек над головой, и… голос цыганки: «Ты последняя… Не он, а ты», – говорит она мне.