Вдруг греби упали в воду – взлетели фонтаны брызг!
Над рекой вспыхнули маленькие радуги – я онемел, я задохнулся от восторга!
Блестящие ножи гребей дробили зелёный поток Реки и выдергивали на суд солнца мириады капелек воды. Капельки, рождаясь при взлете гребей к небу, умирали при их погружении в зелень пучины. А свет солнца превращал песню их появления и смерти в огромную радость радуг.
И все это я видел впервые! Завороженный я наблюдал, как плот с хрустом ткнулся в галечную отмель, как с него сошел в воду огромный, весь в черном, человек.
И этот человек неторопливо, как в замедленном кино, направился к отцу.
Мне даже показалось, что он идет, не касаясь воды…
Переведя взгляд обратно на плот, я внимательно рассмотрел его конструкцию и экипаж. На палубе сидели четверо – трое бородачей и девушка в синей косынке. Девушка помахала мне рукой и что–то крикнула. Но я не расслышал и продолжал молча, как завороженный, смотреть на них. Бородачи обернулись в мою сторону, заулыбались и подняли ладони в приветствии. Один из них взял в руки гитару – зазвучали музыкальные переборы.
В это время разговор между отцом и человеком в черном закончился. Они пожали друг другу руки, человек повернулся ко мне спиной и пошел обратно к плоту. На спине его черной безрукавки была ярко – желтая надпись: «Пропади всё пропадом». Да, именно такой была та надпись.
С плота ему подали руку, он взобрался и взмахнул рукой. «До–сви–да–ни–я!!!» – ударил звонкий хор голосов.
Плот натужно развернулся, струя нехотя подхватила его, и он стал уходить… Снова ударил звон хора и эхо от берегов вторило: «…и–я, …и–я, …и–я». Греби опустились в воду, на плоту кто–то тихо запел песню…
Плот уходил медленно и как-то странно для меня, того мальчишки. Уходил в неведомую для меня жизнь, которую я не знал, но чувствовал, что она есть… В моей душе шевельнулось неведомое доселе чувство. Смесь досады, чувства одиночества и осознания какого–то предательства.
Эти затихающие звуки песни, шлепков гребей по воде… Что-то уходило от меня. Что-то очень большое и неосознанно дорогое.
Я повернулся к реке, вспомнив, что оставил там сумку с рыбой и уду.
Перейдя русло, я подошел к костру. Отец, сидя у огня, курил папиросу и смотрел вслед ушедшим.
В тот день мы закончили рыбалку и уехали в поселок.
Это была наша последняя рыбалка. На следующий год отца перевели в другой район, и мы переехали.
С того дня прошло более сорока лет.
Я уже седой путешественник, много повидавший, руководивший множеством туристских экспедиций, прошедший тысячи километров и десятки рек. Где только не был…
Но каждый раз, глядя на очередную реку, по водам которой вот–вот начну свое движение, я ловлю себя на мысли о том, что всю свою жизнь пытаюсь догнать тот плот.
И никак не могу…
Был обычный, как многие из незаметно проходящих, день. Двадцать девятый день первого месяца зимы.
Декабрь рисовал надоевшую картину: ночные морозы с ветром, опостылевшая утренняя темнота, хруст снега под шагами к автобусной остановке, тёмные силуэты людей, ожидающих транспорт, столб серого, выдыхаемого паром, воздуха над толпой, холодный рабочий автобус, проходная… Всё, как всегда – изо дня в день.
Сегодня Виктор вернулся в свою квартиру поздно. Дела крепко держали за горло – хоть криком кричи. Решая кучу всевозможных вопросов, он устал до тошноты. Ко всему прочему, мотаясь между местами приложения своих сил, он сильно продрог. И продрог так, что решил принять ванну, не дожидаясь, положенного для этого, времени. Полежать с книгой в горячей воде с пеной и всяческими отдушками…Отмокнуть, согреться, почитать что-нибудь лёгкое, а потом, выпив чаю с имбирём, рухнуть в спасительный колодец сна.
